- Заседание суда считается открытым.
Антон Варфоломеевич в надежде, что все это ему только мерещится, энергично потер глаза и ущипнул себя за щеку, однако все оставалось на своих местах. Он оглянулся еще раз назад и тут же отдернул голову: ему показалось, что фуражки на головах стоящих охранников стали чем-то похожи на чалмы, лица их потемнели, а в руках засверкали изогнутые хищные мечи. Нет, лучше было не оборачиваться. Антон Варфоломеевич потупился.
- Вызывается первый свидетель, - прозвучал голос.
- Постойте, - оборвал его председательствующий, - ведь все должно быть по порядку - пусть зачитают обвинение.
Голос, звучащий ниоткуда, безапелляционно заявил:
- Обвинить всегда успеется, пускай люди скажут.
Петр Петрович согласился с ним.
Дверца в глубине зала раскрылась, впуская первого свидетеля. Антон Варфоломеевич с любопытством следил, кто же им мог оказаться. Сгорбленная старческая фигурка прошла между рядами кресел и остановилась на специально отведенном месте перед президиумом.
"Не может быть! - мысленно воскликнул Антон Варфоломеевич. - Он же умер пятнадцать лет назад!" Баулин собственными глазами читал тогда некролог в газете. Правда, на похороны не пошел, счел это не первостепенной важности делом, и вот теперь...
- Я не мог отказать Варфоломею Антоновичу, своему однокашнику, товарищу еще со школьной скамьи. - Надтреснутый голос свидетеля дрожал. - Маленький Антоша был таким славным пареньком, правда, в школе он дальше троек...
- Эйнштейн, Эдисон - да я вам десятки фамилий перечислю тоже были двоечниками и троечниками! - раздалось справа, оттуда, где должен был сидеть адвокат.
И Антон Варфоломеевич только теперь разглядел, что это место занимал Сашенька. Да и кому же, как не ему, было защищать шефа.
Петр Петрович сурово поглядел на адвоката, и тот смолк.
- Вам дали взятку?! - почти прокричал, обращаясь к старику, прокурор. Кто им был - со скамьи, на которой сидел Баулин, видно не было. Голоса он тоже не узнал.
- Нет, нет, - перепугался свидетель, - я принял Антошу в свой институт по товарищеским соображениям, я повторяю, мы с его отцом... Я никогда, как вы смеете?! - Бывший ректор смотрел на прокурора с гневом, праведным и неподдельным, испуг его куда-то девался, и он перешел в наступление: - Я двадцать девять лет!..
- Вопрос исчерпан! - прозвучал голос ниоткуда.
Старичок ректор покорно смолк, зашаркал по навощенному паркету и опустился в одно из кресел в середине зала.
