, так что даже название родного города он изменил. В его прежних словах не было ни единого слова правды. Узнав об этом, Ма Маньли была потрясена. Но вместо того, чтобы огорчиться, она рассмеялась. Эта афера со сбором денег оказалась самой большой шуткой Лао Юаня. Ма Маньли, что называется, растратилась понапрасну. Отсмеявшись, она заплакала. Поскольку денежная сумма, на которую Лао Юань обманул народ, оказалась не такой уж большой, его осудили лишь на год. Можно сказать, что с Ма Маньли они теперь были квиты. За целый год Ма Маньли ни разу не навестила Лао Юаня в тюрьме, навсегда вычеркнув его из своей жизни. Иногда она случайно вспоминала о нем, и тогда вздыхала, но не о нем, а о себе. Вздыхала, так сказать, «с изюминкой».
И тут как-то среди ночи Лао Юань вдруг снова нарисовался; он пришел прямо в «Парикмахерскую Маньли». Прошел год, и Лао Юаня выпустили на свободу. За этот год он сильно изменился: поседел и теперь выглядел как старик. Ма Маньли сразу его даже и не признала. Он и так-то не был красавцем, а тут, утеряв былую молодость и крепость, и вовсе стал похож на старого хряка. Нерешительно переступающий коротенькими ножками через порог, он напомнил ей неуклюжего пингвина. Да и говорить он стал по-другому. Он рассказал, что только вышел из тюрьмы, что собирается дальше торговать рыбой, если даже не морской, то речной, типа толстолобика или белого амура, ведь делать закупки в Миюне даже проще, чем в Чжоушане. Заодно он пожаловался, что в настоящее время остался не только без гроша, но и без крыши над головой, поэтому и решил попроситься к ней на какое-то время. Лао Юань то и дело запинался. Год за решеткой полностью лишил его былого чувства юмора, и теперь он тоже говорил лишь по существу. Когда Ма Маньли его все-таки признала, ее охватили смешанные чувства. Но, выслушав его до конца, она пришла в возмущение. Ее раздражало даже не то, что до его ареста она с ним встречалась и даже пережила аборт, а то, что теперь Лао Юаня интересовала только жилплощадь. Ничего постыдного в этом не было, но в жильцы напрашивался вовсе не тот Лао Юань, которого она знала прежде. Ее не смущало его плачевное состояние или даже очередное намерение обмануть ее, но вот нынешняя его речь и настроение говорили явно не в его пользу. Вместо Лао Юаня она видела перед собой того, кто пытался им притвориться. И стоило еще разобраться, кто именно был большим обманщиком. Поэтому без лишних разговоров Ма Маньли заорала:
