. Жалоба носит не только весьма курьезный характер, но и достаточно убедительно демонстрирует культурно-нравственный облик потребителя. И все же важнее в данной ситуации другое — уверенность горожанина в силе и могуществе государственных структур, которые могут разрешить проблемы даже весьма интимного свойства и обеспечить защиту гражданина в этой хотя и далеко не высокоморальной, но распространенной ситуации. Оценивая в целом характеристики мужчин, пользовавшихся институтом проституции, можно сказать следующее. Численность этого контингента, его социальные качества, мотивы поступков свидетельствуют о том, что обращение к услугам официально зарегистрированных публичных женщин являлись достаточно нормальным отклонением в поведении горожан, не превышавшим остальные виды городских девиаций: пьянство, преступность, самоубийства и т. д. Врачебно-полицейский комитет Петербурга на протяжении всей своей истории в общем выполнял защитные функции в отношении мужчин — потребителей продажной любви, и, думается, с точки зрения социальной справедливости это было объяснимо и нормально. Ведь существуют ныне службы помощи алкоголикам, наркоманам, людям, склонным к суициду. Если же рассматривать повышенную сексуальность как некое отклонение, то Врачебно-полицейский комитет своей деятельностью помогал справиться с этим видом девиации почти цивилизованным способом. И уже в этом присутствовал определенный элемент милосердия к падшим, но выраженный не в прямолинейной, ханжеско-христианской форме.
Рассказ о поиске российским, и в частности петербургским, обществом форм взаимоотношений с проституцией был бы неполным без характеристики аболиционизма. В XVIII—начале XIX в. так называлось движение за отмену рабства в Америке. Примерно с 60—70-х гг. XIX в. аболиционистами стали себя именовать сторонники отмены врачебно-полицейского контроля за проституцией. Это течение получило значительное распространение и в Англии. В России борьба за уничтожение регламентации проституции активно началась на рубеже XIX—XX вв. Действительно, именно тогда общество, в целом уже свыкшееся с существованием легального института продажной любви, обратило свое внимание на личность проститутки и ее судьбу. Несформировавшиеся аболиционистские настроения, конечно, давали о себе знать и раньше, свидетельством чему могут явиться примеры хрестоматийной известности. Любопытно при этом отметить, что именно введение в 40—60-х гг. XIX в. законодательных актов, регламентирующих жизнь публичных женщин, спровоцировало внимание, в частности литературной общественности, к проблеме проституции. Так, в 1848 г. Н. А. Некрасов написал знаменитое стихотворение «Когда из мрака заблужденья…», являющееся, по устоявшемуся в российской литературной критике мнению, одним из первых произведений, где падшая женщина вызывает сочувствие как жертва тяжелых социальных условий. Аналогичным настроением проникнуты и стихотворения «Еду ли ночью по улице темной…», «Убогая и нарядная», а также неоконченная повесть «Жизнь и похождения Тихона Тростникова». Время появления этих произведений совпадает с периодом организационного оформления и начала деятельности Врачебно-полицейского комитета — 40—50-ми гг. Создается впечатление, что раньше в России продажных женщин не было вообще, и лишь ущемление их в правах напомнило общественности, что в действительности этот слой населения существует. Только как жертву общественного темперамента и жестоких законов рассматривали проститутку и российские писатели в 60—70-х гг. Таковы, к примеру, героини Ф. М. Достоевского — Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Лиза («Записки из подполья»), в какой-то мере даже Настасья Филипповна («Идиот»).
