Поэтому Кочет мне сказал:
— Сестренка, теперь двигаться мне нужно быстро. Туда, куда я еду, скакать весь день без передышки. Это трудно, поэтому ты лучше меня тут подожди, а миссис Макалестер за твоими удобствами проследит. Вернусь завтра или послезавтра — с нашим голубчиком.
— Нет, я с вами поеду, — говорю я.
Тут Лабёф встревает:
— Она ж досюда доехала, — говорит.
— И то верно, — согласился с ним Кочет.
Я говорю:
— Думаете, я на попятную пойду, когда мы уже так близко?
А Лабёф:
— Девчонка толково рассуждает, Когбёрн. По мне, так она отлично держится. Хоть золотые шпоры давай. Но это, конечно, мое личное мнение.
Кочет руку поднял, мол, хватит разговоров, и говорит:
— Ладно-ладно, остынь. Я свое слово сказал. А про то, кому какие шпоры, говорить не будем.
И мы оттуда уехали около полудня — на восток и чуть на юг направились. Кочет не обманул, когда сказать, что скакать будет «трудно». Этот его длинноногий Бо просто ушел от двух наших мустангов шагом, но и на нем тяготы стали сказываться через несколько миль, и мой Малыш-Черныш с косматой лошадкой Лабёфа его вскоре почти догнали. Минут сорок мы скакали «как подпаленные», потом остановились, спешились и сколько-то шли сами, чтобы лошади отдохнули. И вот, пока мы шли, нас нагнал и окликнул всадник. Мы шли по открытой прерии и его заметили издалека.
То был капитан Финч, и вести у него были поразительные. Сразу после нашего отъезда от Макалестера ему сообщили, что в Форт-Смите из подвальной тюрьмы сбежал Одус Уортон. Побег совершился рано поутру.
Вот как было дело. Вскоре после завтрака два доверенных заключенных привезли на тачке бочку чистых опилок, чтоб их в плевательницы засыпать в этой зловонной каталажке. Там было темновато, и только охрана отвернулась, эти заключенные спрятали в бочке Уортона и еще одного обреченного. Оба эти смертника были сложения щуплого, а весу невеликого. После чего доверенные вывезли парочку наружу и выпустили на свободу. Наглый побег средь бела дня — в бочке! Ловкий «фортель»! Доверенные сбежали вместе с убийцами-смертниками и, весьма вероятно, за дерзость свою получили жирное вознаграждение.
Услышав эти вести, Кочет вроде бы не разозлился и даже никак особо не обеспокоился. Его это отчасти как-то позабавило. Кое-кто спросит почему. Причина у него была, отвечу я, и не одна, а среди прочего — теперь у этого Уортона не было ни единой возможности добиться от президента Р. Б. Хейза смягчения приговора, да и адвокату Гауди светили хлопоты в Вашингтоне, а также, без сомнения, немалые денежные потери, ведь известно, что те подзащитные, которые свое спасение берут в собственные руки, не торопятся расплачиваться с адвокатами по счетам.
