— Я старушек не обманываю, — обиделся Юра. — Я старость уважаю.
— Вижу, вижу, внучек… Ах ты, гляди-кось! Пока мы с тобой хороводились, магазин на обед захлопнули! Ну, ладно, тогда вот что сделай…
— Бабушка-а-а, время-то идёт!..
— Чего тебе время — у тебя жизнь впереди!
— Жизнь… жизнь — это когда ещё, а мне сейчас в кино надо… Ну, я побежал!
— Как это побежал?! А назад-то кто меня поведёт? Как сюда — так, бабушка, пожалуйста, и солнышко вам, и кефирчик, и всякая такая петрушка, а как назад, так бабушка одна ковыляй?
— Ну, пошли, только по-быстрому!
— Я тебе, милый, не кузнечик — скок туда, скок обратно. Я на солнышке немножко посижу, о природе помечтаю. Думаешь, у меня что — заместо души веник? А ты сядь, отдохни — я тебе о своей бывшей жизни расскажу. Я, сынок, в старой жизни тяжело поднимала…
— Это я, бабушка, знаю! Это мы в школе уже проходили.
К товарищу Юрка опоздал. Поспеть бы хоть в кино! Часы на углу показывали половину второго. Юрка так и подскакивал на скамейке — человек торопится, под ним земля горит, а ей — хоть бы хны! Свалится же тебе на голову такая старуха! И вдруг Юрка набрёл глазами на плакат с пылающей электроплиткой.
— Бабушка! — сорвался он с места. — Может, у вас дома печка топится?
— Нет, у меня паровое.
— А утюг? Не включён?
— Не, милый, не стирала сегодня, не гладила… и детей у печки со спичками не оставила. — Бабушка ухмыльнулась. — А старуха-то дотошная попалась, а? Доканала совсем!
Бабушка, кряхтя, поднялась со скамейки.
— Ну, веди!
Когда подошли к переходу, бабка решила, что сейчас — самое подходящее время поговорить о состоянии своего здоровья. Там у неё ломит, тут у неё грызёт.
— Вот встану я утром иной раз — ну, такая разломанная, будто на мне ночью горох молотили… Или вот — сижу, и вдруг — ровно мне кто кулаком как поддаст изнутри! А то в боку стрельнёт — ну, так расстреляется — прямо насквозь!
— Да идёмте же! — Юрка схватил бабку за руку и потащил через дорогу.
Но бабка не унималась.
— А лечусь я, сынок, сама, — растолковывала она как раз посередине перекрёстка. — Вся горчичниками улеплюсь, уклеюсь сверху донизу… Вот какое наше стариковское дело, сынок, — бабка засмеялась, — болит бок десятый год, не знаю, которо место!.
— Фу ты! — с облегчением вздохнул Юрка, дойдя до панели.
Потный и красный, он стал расстёгивать куртку. Из-под неё высунулась кожаная коробочка на ремне.
— Никак аппарат? Сниматься? — У бабки даже глаза загорелись.
— Да… — обмер Юрка.
