Его руки сжимали ее волосы. Зарывшись лицом в плечо Рони, Табер по-прежнему зубами прикусывал метку, которую так давно поставил на ней. Он ощущал сладкий аромат ее крови во рту, там, где кожа была надкушена, и лакал его, как умирающий от жажды лакает из родника экстаза.
Отодвинуться от нее оказалось труднее всего, что он когда-либо делал в жизни.
Выйти из киски Рони, еще сжимающей его член, прервать эту пытку, агонию наслаждения, почти так же сильную, как и разряд, который пронзил его так недавно.
Но животная часть уже отступила, спряталась в головке, и он покинул то полное сладкого тепла место, в котором был заперт. Табер отодвинулся от Рони, поражаясь нахлынувшей на него слабости.
Боже, он чувствовал себя на грани, он был почти готов отдать себя в руки смерти. Все, только чтобы остаться там еще чуть-чуть, чтобы насладиться ее невероятным теплом.
Он не знал такого раньше. Каждая клетка в его теле вспыхивала, когда он касался Рони, заставляя ее кричать, заставляя ее умолять его об освобождении.
Табер выбрался из постели, чувствуя себя опьяненным. Он усмехнулся — ноги не слушались, ему пришлось сделать усилие, чтобы удержать равновесие. Но он совершил ошибку, повернувшись к кровати и посмотрев на женщину, несущую за все это ответственность.
Его грудь сжалась. Жестокая агония охватила Табера, когда он посмотрел на ее бледное лицо, оглядел нежные линии лба и щек. Ее распухшие от поцелуев губы были слегка приоткрыты. Господи, помоги, Рони была его жизнью. Он смотрел на нее так, будто видел в первый раз, осознавая, наконец, от чего отказывался в течение нескольких последних месяцев.
Эта женщина обладала силой уничтожить его. Черт, она уже чуть не убила его своим отказом. А если Рони сейчас уйдет, что с ним станет?
Смог бы он убедить ее остаться, если бы она зачала — и зная, что сердце Рони ему не принадлежит? Неужели природа настолько жестока, что предназначила ему женщину, которая не могла — или не хотела — любить его?
Табер протянул руку, откинув со лба Рони прядь золотисто-каштановых волос, потом медленно укрыл ее одеялом и поспешил в ванную.
Он вспомнил первую их встречу, более десяти лет назад. Он нашел ее в лесу, она сидела на земле, обхватив руками свое маленькое тельце. Она смотрела прямо перед собой, но он понял, что это было что-то внутри ее, что она смотрела в себя.
Он уже знал это чувство. Он тогда был совсем юн, но лабораторные эксперименты и ужас, который он пережил во время побега, навсегда стерли из него какую-то часть человеческого. Как можно скучать по тому, чего ты никогда не помнил, спросил он себя, упершись руками о раковину и глядя на себя в зеркале. Тогда он был просто животным. Разъяренным, раненым, отказывающимся и неспособным принять тот беззаботный стиль жизни, которому пыталась их научить Мария.
