Рони слабо застонала, повернувшись на бок — ее удивили жесткие спазмы в нижней части живота. Ее влагалище пульсировало и сжималось при каждом спазме. И с каждым спазмом рос ее гнев. Тайбер сделал это с ней. Там, где раньше возбуждение и потребность в нем были только неприятным ощущением, теперь началась агония.
— Боже, такое могло случиться только со мной, — прошептала она в тишине комнаты, уставившись перед собой.
— Не совсем, — проговорил у нее за спиной сочувствующий женский голос.
Рони подскочила в постели, прижимая одеяло к груди, ее глаза расширились.
Она помнила встречу с Меринас накануне, хотя очень смутно. Ее разум был поглощен лихорадкой, мучившим ее желанием
И Табером. Свирепым, беспощадным, решившим присвоить ее себе, хотя сам же бросил несколько месяцев назад.
Женщина смотрела на нее глубокими карими глазами, наполненными состраданием. Она была стройная, примерно того же роста, что и Рони, с длинными светло-русыми волосами и ласковым взглядом. Выражение ее лица было спокойным, сочувствующим, и к горлу Рони подступил комок.
У нее никогда по-настоящему не было друзей, в том числе и из-за отца, и лицо этой женщины заставило ее с болью понять, чего она лишалась все эти годы.
Меринас, несмотря на шикарное поместье, которым она владела, не вела себя как «хозяйка дома». Она была одета в потертые джинсы, свободную кремовую хлопчатобумажную рубашку и кроссовки. Она казалась деревенской девчонкой, а не хозяйкой целой усадьбы.
— Где Табер? — Рони оглядела комнату, чтобы еще раз убедиться в его отсутствии.
— Он с Кэлланом. Начальник охраны здесь, в поместье, и некоторые новые меры безопасности требуют его внимания.
Меринас встала со стула и подошла к постели.
— У меня есть одежда, которая тебе подойдет. Я положила ее в ванной, чтобы ты могла, если захочешь, умыться и одеться. Я предлагаю принять ванну. Это поможет на короткое время облегчить последствия спаривания.
Рони почувствовала, как краска заливает ее лицо при словах Меринас о безумном желании, заставившем ее прыгнуть в постель Табера. Она могла бы справиться с вожделением сама, но это было просто глупо.
— На короткое время? — спросила она яростно, нахмурив брови. — Нет.
Она покачала головой.
— Что может это остановить? Насовсем.
Она не хотела ничего другого. Она не хотела снова чувствовать этот жар. Ее кожа была раздраженной, чувствительной, грудь опухла, клитор пульсировал. Она не могла справиться с этим. Это было хуже, чем раньше, хуже, чем она могла себе представить.
