Открыв дверь, Табер завел ее в спальню. Комната была отделана в темных тонах, мебель из вишневого дерева и плотные занавески, почти не пропускающие солнечного света, придавали интимность, сексуальность.
В дальнем конце комнаты стояла большая кровать с балдахином, матрас казался таким толстым, что на нем вполне можно было прыгать, как на батуте. Темно-коричневого цвета балдахин был откинут, подушки в беспорядке лежали в изголовье.
Рони вздрогнула, представив на кровати себя и Табера: его тело накрывает ее, его руки скользят по ее коже. Она прикусила губу, пытаясь подавить стон, едва не вырвавшийся наружу.
— Отвечай мне, блин! — Рони зло повернулась к Таберу, который в это время закрывал за собой дверь.
Она встретилась с ним глазами… с этими глубокими сверкающими глазами. Глазами хищника. Она видела подтверждение его уникальной ДНК. Высокие скулы, сузившиеся зрачки.
— У тебя лихорадка, — сказал он, медленно расстегивая пуговицы рубашки.
Рони проследила взглядом за его пальцами.
Колени ее подогнулись. Сантиметр за сантиметром он обнажал свою гладкую загорелую кожу. Она покачала головой, не в силах закрыть глаза, чтобы хоть как-то справиться с желанием, которое он так легко в ней пробуждал. Она хотела, чтобы он снял рубашку. Хотела пробежаться пальцами по четким контурам его мышц, почувствовать его жар, дотронуться, попробовать на вкус… Как и делала не раз в своих мечтах.
А потом слова дошли до нее. У нее лихорадка. Сердце Рони забилось от страха. Она уставилась на Табера, дышать стало трудно, даже больно.
— Что ты имеешь в виду? — Она тяжело сглотнула, борясь с шоком.
Табер стянул рубашку с плеч, крепкие натренированные мускулы его груди и рук напряглись, демонстрируя силу.
— Именно то, что сказал. — Его голос был твердым, но во взгляде пылала страсть, расплавленная лава похоти кипела в изумрудной глубине. — У тебя лихорадка, Рони. Твое тело готовится принять то, что хочет от тебя природа.
Он отбросил рубашку прочь и уселся на пуф. Глаза Табера не отрывались от лица Рони, они сверлили ее — и этот взгляд потемнел от желания, когда уперся в ее вздымающуюся грудь.
Боже, она так хотела попробовать его на вкус. Его живот был плоским, твердым. Мышцы напряглись, когда Табер наклонился, чтобы снять обувь.
— Но как? — Она не соображала ничего, тело горело от страсти. — Такого не было. Даже когда ты меня укусил. Почему сейчас?
Он поднялся на ноги, нависая над ней, подошел ближе, не отрывая от нее взгляда.
