— В самом деле, вы курите слишком… — начал я, но оборвал себя на полуслове, щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить и сам закурил.
Так мы сидели, курили, прихлебывали вино, молчали и глядели на огоньки в море и в городе. Выкурив несколько сигарет и раскупорив вторую бутылку шампанского, Анжела вдруг заговорила, очень тихо…
— Я вас обидела.
— Меня? Да что вы! Вовсе нет!
— Да. Обидела. Когда мы с вами только познакомились. По телефону. Я сказала, что говорю по-немецки, но не люблю этот язык.
— Да, я помню, — ответил я и вдохнул свежий, пронизанный солнцем аромат ее кожи.
— Я хочу объяснить, почему…
— Зачем? Я и сам могу догадаться. Это не имеет значения.
— Сами вы не можете догадаться. И это имеет значение. — Она говорила очень тихо и медленно, очень четко выговаривая французские слова. — Что вы делали во время войны?
— Воевал.
— Разумеется. В каком звании?
— Ефрейтор. Выше этого не поднялся.
— И бывали во Франции?
— Да, — сказал я. — Но только после войны. Когда она началась, мне еще не было шестнадцати. После призыва меня сразу послали на восточный фронт. Там я в сорок пятом попал в плен. На три года. Повезло.
— Кое-кому везло, — сказала Анжела. Мне показалось, что ее голос звучал как бы издалека. — Моим не повезло. Никому. Ни родителям, ни родственникам… Все они с самого начала были в Сопротивлении. Их всех схватили и депортировали. Я родилась в 1938 году. Друзья прятали меня до сорок пятого. Так я уцелела. Только я одна. Кроме меня никого не осталось…
— Белое пятно на вашей руке! — вырвалось у меня, так как эта мысль только теперь пришла мне в голову. — Своими глазами вы видели, как забирали ваших родителей, вы понимали, что происходит?
— Не совсем. Но долгие годы потом мне снилась та ночь, когда немцы пришли и увели мать и отца. Все время снились их тяжелые сапоги. И долгие годы, еще ребенком, я кричала во сне.
И потом она долгие годы кричала во сне…
— Может быть, пережитый тогда шок и вызвал это пигментное пятно, о котором говорила ясновидица?
— Да, вполне вероятно. Странно — я об этом ни разу не подумала.
— Когда вы будете счастливы, белое пятно исчезнет, вот увидите.
— Я счастлива!
— Нет, — покачал я головой. — Не верю. Вы не счастливы.
— Говорю же вам: счастлива!
— Нет.
Она опорожнила свой бокал.
— Налейте мне еще. И себе тоже. Ведь ждать нам придется минимум до одиннадцати.
— Вы не счастливы, — сказал я, наливая бокалы до краев. — Только делаете вид. А на самом деле все не так.
Анжела долго молча глядела на меня.
