Когда мы, наконец, вышли из «Лу», я встал как вкопанный посреди тротуара.
— Что случилось? — забеспокоилась Анжела. — Вам плохо?
— Нет, — ответствовал я, — мне изумительно хорошо. Так хорошо, как еще никогда не было. Анжела, у меня такое чувство, будто я превратился в кого-то другого, как превращаются в сказке. Я стал моложе, намного моложе. И голова слегка кружится…
— Да, — сказала она. — Да, Роберт. Это прекрасно. Этого я и хотела. О!
— В чем дело?
— Вы только что засмеялись, — ответила Анжела, внезапно посерьезнев. — Вы впервые по-настоящему засмеялись.
— Это все вы. Только вы одна. Это все ваших рук дело.
— Чепуха, — быстро пробормотала она. — Пошли, мне еще нужно забрать мои вещи.
И я зашагал. Ни в Гонконге, ни в Сингапуре, ни в Сиднее не было у меня такого ощущения блаженства, такой легкости на сердце, такого душевного ликования, как здесь, на этой забитой машинами Антибской улице в Каннах, рядом с Анжелой. Я даже не заметил, что у меня изменилась походка, что я лечу как на крыльях, пока Анжела не сказала, едва переводя дух:
— Нельзя ли помедленнее! Роберт, не летите так. Я уже задыхаюсь!
Только тогда мы остановились и долго стояли, смеясь и глядя друг другу в лицо. И вдруг я подумал: «Вот, значит, что такое счастье». Мне казалось, что я его никогда не знал или забыл. Ребенком я был счастлив, когда мне купили собачку. И вот теперь, на пороге пятидесяти, я опять был счастлив. Потому что незнакомая женщина проявила ко мне человеческий интерес, человеческое участие, человеческое тепло. Предвечернее солнце бросало косые лучи на Антибскую улицу, люди спешили мимо по своим делам, машины ползли по проезжей части бампер к бамперу, а я стоял и думал: как все-таки странно все, что со мной случилось.
Потом Анжела отправилась покупать краски, кисти и прочие орудия своего ремесла. Я пошел вместе с ней, а потом и в супермаркет, где она сделала огромный заказ с доставкой на дом завтра утром. Я всю жизнь терпеть не мог ходить по магазинам и что-то покупать, в особенности одежду, а уж делать это в обществе женщины казалось мне пыткой. А теперь мне все было по душе. Я наблюдал, как Анжела решительно и в то же время всегда мило и приветливо добивалась того, чего хотела, точно зная, что ей нужно, и не давая себе навязать что-то другое — хотя речь-то шла всего лишь о каком-то особом оттенке зеленой краски или банке маринованных селедок из Германии, которые она — к моему большому удивлению — обожала. Была суббота, поэтому магазины работали до восьми, и в них толпилось очень много покупателей, но мне они не мешали, я их даже не замечал, потому что глаза мои видели только Анжелу.
