— А вы и впрямь испытали какой-то шок?
Она промолчала.
И я сказал несколько слов, смысл которых дошел до меня уже после того, как они были сказаны:
— Не верю, что это пятно навсегда. Оно исчезнет.
— Почему вы так думаете?
— Сам не знаю. Просто чувствую. И очень сильно. Я…
— Ну, что же, продолжайте!
— Не стоит, — сказал я. — Я несу чушь.
— Пожалуй, — согласилась Анжела и включила приемник. Раздался голос Боба Дилана: «…How many roads must a man walk down before you can call him a man?..»
— «Blowin’ in the wind»,[9] — сказал я.
После чего мы оба сказали в один голос: «Моя любимая песня».
Анжела быстро взглянула на меня. Ее карие глаза изумленно распахнулись.
— Правда, — сказал я. — Это моя любимая песня.
«…yes, and how many times must a cannon-ball fly, before they are all of them banned?»[10] — пел Боб Дилан.
— И моя любимая. — Она опять смотрела только на дорогу. Мы ехали вверх по Круазет. Море сверкало, как расплавленный свинец. Раскидистые листья пальм вяло свисали вниз. Мимо неслись белые виллы, белые громады отелей и самые дорогие в мире машины.
«…the answer, my friend, is blowin’ in the wind. The answer is blowin’ in the wind…»,[11] — пел Боб Дилан.
Анжела выключила приемник. Несмотря на скопление машин, она быстро углядела свободное местечко, ловко сдала назад и припарковалась у самой обочины. Мы вышли. Внутри машины жара чувствовалась меньше благодаря открытым окнам и встречному ветру. А тут меня будто огрели молотком по черепу.
— Нам придется немного пройти пешком, — сказала Анжела. Мы двинулись по Круазет мимо множества дорогих магазинов, закрытых в этот час дня. В конце целого ряда низеньких, выступающих на тротуар магазинчиков, был расположен филиал парижского ювелирного дома «Ван Клиф и Арпельс». Поскольку он замыкал собою этот ряд, у него была и боковая витрина. Я увидел тут драгоценности изумительной красоты — бриллианты, изумруды, колье, браслеты, целые гарнитуры. На минуту я замер у витрины. Анжела тоже. И я вдруг заметил, что она смотрит на одно украшение в боковой витрине. То были длинные бриллиантовые серьги необычайно тонкой работы: у мочки нечто вроде петли, с которой свисали цепочки бриллиантов. Но я не успел даже как следует разглядеть эти серьги, потому что почувствовал, как рука Анжелы обвилась вокруг моего локтя. Мы пошли дальше. Левая стопа опять начала болеть. Я подумал, что Хильда Хельман могла бы — если бы захотела — закупить по телефону, выписать чек и получить в собственность все, что было выставлено здесь в витринах, а заодно и то, что хранилось в сейфах в самом магазине. Безумная Хильда в доме, населенном призраками. А может, она вовсе и не безумна? Мимо нас медленно проехал «роллс-ройс». Рядом с китайцем-шофером в ливрее сидел слуга-китаец, тоже в ливрее, а в глубине машины виднелся мужчина в брюках и рубашке. Вид у него был усталый и скучающий. В эту минуту он как раз говорил по радиотелефону.
