— Ну, хорошо, у вас, значит, еще не было стенокардических приступов.
— Как они называются?
— Стенокардические. Бывают при недостаточном кровоснабжении сердца. Если не бросите курить, узнаете, что это такое, это я вам гарантирую. Очень неприятная вещь, скажу вам по секрету.
— Я брошу курить, господин доктор, приложу все усилия.
— А с ходьбой вы не испытываете затруднений?
— Не понимаю вопроса.
— Как у вас с ногами? Не болят?
— Нет.
— И при быстрой ходьбе тоже?
— Никогда!
— В особенности левая. — Одним пальцем он непрерывно постукивал по головке фаллоса.
— Ничего похожего, господин доктор. — Я рассмеялся. Никогда еще мне не было в такой степени не до смеха.
— Тянущие боли в левой ноге, — настаивал он. Палец его уже барабанил по фаллосу.
— Да нет же!
— Ощущение, будто левая нога тяжелеет так, словно она свинцовая.
— Об этом я бы вам сразу сказал, господин доктор!
— Вот именно — сказали бы? — Он посмотрел на меня долгим взглядом, потом отошел к окну и стал глядеть на дождь. — А тянущая боль в левом боку? — спросил он.
— Нет.
— В левом боку, радиирующая в левое предплечье и руку?
— Никогда в жизни!
О, «Гонконг-Хилтон», о, Хань Юань, о, «Любвеобильный сад»!
— Скажите, господин Лукас, а ощущения, что вы вдруг состарились, тоже у вас никогда не было?
Я ухмыльнулся.
— Состарился? Да я бодр, как никогда! Сегодня же вылетаю в Канны. А две недели назад был в Гонконге. Состарился? Смешно!
— Это совсем не смешно, — тихо сказал он. Я вдруг заметил, что отражаюсь в оконном стекле — из-за пасмурной погоды на столе горела лампа, свет от которой падал на меня. Значит, Бец хорошо видел мое лицо, даже стоя ко мне спиной. — У вас бывают приступы слабости. — Это прозвучало как утверждение.
— Да нет же!
О Боже, он перечислил один за другим все мои симптомы.
— А головные боли?
— Никогда в жизни не было.
— Усталость, нежелание работать?
— Спросите моего шефа! Никогда я столько не работал, как в последние годы!
— Вот именно, — сказал Бец. Потом вздохнул. — Вы плохо переносите жару?
— Ничего подобного.
На душе у меня уже кошки скребли. Но я продолжал весело ухмыляться — ведь он видел мое лицо в оконном стекле.
— Вам трудно на чем-то сосредоточиться?
— Ни в малейшей степени.
Он повернулся, пересек всю комнату, лавируя между скульптурами, словно горнолыжник на слаломе, поправил косо висевшую на стене маску, вернулся к письменному столу и сел на свое место.
— Ну, хорошо, господин Лукас, возможно, вы сказали мне правду…
— Позвольте, позвольте!
