— Я… Я хотел поблагодарить вас за слоненка, Анжела. Вы доставили мне большую радость… Правда, очень большую радость. Говоря это, держу его в руке.
— Слоненок принесет вам счастье, — сказала Анжела, и только тут я заметил, что я все это время говорил по-французски, а она — по-немецки.
И у меня вырвалось:
— Вы говорите со мной по-немецки!
Анжела смутилась:
— Да, — буркнула она. — Простите, Роберт.
— Вы просите у меня прощения? Но почему?
— Потому что я… Потому что я вела себя глупо. Я думала об этом. Конечно же вовсе не все немцы охотно шли в солдаты. И конечно не все немцы были нацистами.
— Но довольно многие, — сказал я.
— Однако отнюдь не все, определенно не все, — сказал любимый голос. — Вот вы, Роберт, наверняка не были.
— Не был, — подтвердил я.
— И не по своей воле стали солдатом.
— Это уж точно.
— Я так и думала. Поэтому я была несправедлива к вам. Вы прощаете меня, правда?
— Ну конечно! Анжела, я так рад, что вы дома, что я слышу ваш голос!
— Я знала, что вы позвоните после посадки. И я хотела в это время быть дома. Я тоже хотела услышать ваш голос.
— Но откуда вы знали?
— Просто знала и все. И хотела быть дома. Беднягу Лорана Виаля будут хоронить уже завтра утром. Здесь это делается быстро, из-за жары. После похорон я сразу поеду к его матушке.
— Можно я еще позвоню? Сегодня вечером?
— О да, — ответила Анжела. — О да, пожалуйста.
— Cover, coverage, — произнес Густав Бранденбург. И энергично почесал свой голый квадратный череп. — Из-за этого-то мы тебя в основном и вызвали, Роберт. — Мой шеф на этот раз был облачен в отвратительную оранжево-белую полосатую рубашку, и опять сосал толстенную сигару и непрерывно жевал попкорн из пакетика, рядом с которым лежали еще три непочатых. Он уже весь был обсыпан крошками, а его письменный стол имел еще более неряшливый вид, чем обычно. Рядом с ним в удобном кресле сидел человек лет пятидесяти с очень худым лицом, одетый очень элегантно, спокойный, рассудительный и недоверчивый. Бранденбург представил его мне: министериаль-директор доктор Даниэль Фризе из федерального министерства финансов. Я понятия не имел, что́ этого Фризе сюда привело. Еще не имел понятия. В огромном здании нашей фирмы в это воскресное утро было непривычно тихо. Один Бранденбург работал — как всегда. Я дал отчет обо всех моих передрягах в Каннах. Они оба слушали меня с таким видом, будто уже все знали и ничего другого и не ждали. Кроме того, Бранденбург время от времени бросал на меня взгляд — я не понял, не то встревоженный, не то взбешенный.
