— Но они так считают, — вставил Лакросс. — И у них власть, много власти.
— Подумаешь — власть, дерьмо собачье! — воскликнул Руссель. — Я позвонил в Париж. Поставил на ноги всю центральную полицию — как политическую, так и экономическую. Пришлют нам сюда людей.
— Значит, скандала не миновать, — заметил Лакросс.
— Ну и что? Здесь совершено убийство. И если не ошибаюсь, незадолго до того убито двенадцать человек. И если я не совсем отупел, существует связь между этими деяниями. Те бедолаги, что находились на яхте в роли обслуги, то есть весь ее экипаж, не были миллиардерами, Луи, они были бедны, и у всех были семьи, как и у нас с тобой. И семьи эти остались теперь без кормильцев. Провалиться мне на этом месте, если я буду держать язык за зубами из страха, что кому-то не понравлюсь… А вы что скажете, мсье?
— Пусть я тоже провалюсь на этом месте, если убоюсь здешней компании, — сказал я.
— Что вы знаете, вы! Вы не живете в Каннах, — едва слышно прошептал Лакросс. Руссель положил руку ему на плечо.
— У Виаля осталась старуха-мать, — сказал он. — Теперь она получит пенсию за потерю кормильца. Ты знаешь, что это гроши. Подумай о матери Виаля, Луи. Представь себе, что это твоя матушка.
Удивительное превращение произошло с неказистым и грустным человечком. Он весь как-то подтянулся, тусклые глаза загорелись и расширились, он заговорил, и в его словах слышались отзвуки пережитых унижений и скопившейся за десятилетия ненависти:
— Ты прав, Жак. Я был трусливой свиньей, слишком долго, всю жизнь. Но теперь с этим покончено. Кто это сделал — поплатится. — Лакросс, задрав голову, взглянул Русселю в лицо. — Благодарю тебя за то, что ты так говорил со мной.
— Ну, ладно, ладно, старик, — сказал Руссель.
В комнату вошел полицейский и спросил:
— Кто здесь мсье Лукас?
— Это я, — отозвался я. — А в чем дело?
— Вам звонят из отеля «Мажестик». Туда пришли две срочные телеграммы на ваше имя. Вас просят забрать их, как только сможете.
— Нам вы здесь покамест не нужны, — сказал Руссель. — Если хотите уйти…
— Не хочу, а должен. Вероятно, телеграммы от шефа.
— Ясно. Ну, дело, видимо, разворачивается во всю мощь, — заметил Руссель.
Тогда мы все еще не понимали, как он был прав.
