Закандаленных беглецов-кулаков надзиратель Ганька презирал.
— Дядя в колхозе искрутился от забот-работ — шушера на нарах отлёживается.
— Кто просил кулачить нас, с хозяйства ссаживать?! — пробасил рыжебородый мужик с Алтая.
— Поговори мне, кандальник!
Цепи на тяжелых «веригах» были соединены ржавыми болтами и гайками. Железил беглецов Ганька: даже под ключом гайки прокручивались туго, с визгом.
Утром надзиратель получил приказ: раскандалить кулаков.
— Ну, наконец-то, — обрадовался бывший тюремец, — а то пули по головам соскучились.
Топать в мастерскую за гаечным ключом лень. Кивнул Никодиму:
— Бугай! Иди подмогни!
«Не сболтни, дурак, чья кузнечная работа…»
Брезгливо притрагивался к самоковочным веригам мастер кузнечных дел. Подумал: легче разорвать цепи, чем справиться с болтами. Но когда обхватил грани гайки зажимом пальцев — она неохотно стронулась с резьбы, поползла вверх.
Нарники с разинутыми ртами наблюдали за вызволением беглецов из плена цепей.
Припомнил Ганька, как он мучился с болтами, в полную силу нажимая при закрутке на гаечный ключ.
«Надо подсказать дяде — пусть вызволяет из плена слона… чё делает шельмец — ржавчина из-под пальцев летит… Кузнец в деревне позарез нужен… Евграф замучился без него…»
Гордо глядя на отца, Тимур каждой черточкой лица выражал восхищение: «Не скоро волью в себя этакую силищу… успею ли влить?»
Наглый, с душком самогонным Ганька подковырнул плотника, думы порушил:
— Небось, на гармошке поиграть хотца, девок побаламутить?
Вместо ответа Тимур попросил:
— Передай привет нашим. Узнай, как и что.
Племянник Евграфа попытался плюнуть под ноги плотнику — слюна опять предательски повисла на устье губ.
«Мухомор! — на лице гармониста блеснула усмешка. — Даже отплеваться не можешь».
Раскандаленных уводили под общее молчание казарменного сборища…
Послышался набатный звон скорой смерти.
Невольников сгуртили в вонючих бараках, огородили рослыми заборами, околючили острозубой стальной проволокой. Глазастые сторожевые вышки завершали серую картину Ярзоны.
Вышкарю Натану не единожды навёртывалась ядовитая мыслишка о пулевом расчёте с никчемной опозоренной жизнью. Секунда… оборвётся тягомотная повседневщина… за мгновение бытие перетечёт в небытие. Разом захлебнётся свинцом судьба-неудачница. Перечеркнется куцая биография комсомольца, вовлечённого в союз юнцов, облапошенных НКВД. Какие зажигательные речи гремели на сходках. Какую заманчивую будущность сулили спецы красного террора… В песчаной глуби яра до срока прогорают жизни моих соплеменников. Неужели вышку нельзя заменить разными сроками заключения? Если Сталину хочется иметь много рабов, так пусть люди с полонённой свободой ишачат на стройках, приносят пользу стране. В мире нервозная обстановка. Развяжет Германия войну — надо ставить под ружьё солдат. В Ярзоне погибают воины, шахтёры, дровосеки, землепашцы, студенты, инженеры, агрономы… Неужели все они повязаны единой враждой против своего же народа?! Не верю. Не верю… Вот ты, Натан, учился в индустриальном техникуме на мастера по электрическим сетям. Строил заманчивые планы. Заманили по комсомольскому замёту в органы… Итог плачевный: жизнь перестала искрить, наполнять сердце энергией радости и молодости… Дослужил — сверлят мысли о самоубийстве… могут дырку просверлить…
