Вышкарь Натан съездил в деревню, обсказал Соломониде положение. Привёз мази, лекарства, хлеба, сала. Две пары шерстяных носков. Передавая Никодиму свёрток, записку от жены, шепнул:
— Держи всё в секрете.
Узнав от Натана страшную весть, Прасковья Саиспаева набросилась на него с кулаками:
— Гад! Ты упёк его!.. Больше некому…
— Здоровье, нервы побереги. На сносях ведь.
— Совесть мучает… посылочки передаёшь…
— Пойми, землячка, я маленький человек в органах…
— Маленький да удаленький, — не унималась засольщица. — Соперника засадил… Все вы там — зверьё!
— Разберутся — отпустят… ну, пробуксовала где-то машина дознания.
— Чтоб она сгорела эта машина!..
Прасковья родила сына. Лекарица и повитуха разговористая Фунтиха с ухмылкой подняла сибирячка под потолок: светлая капель окропила морщинистое лицо.
— Вот сыкун! — ликовала старушка, с утра пропустившая стакан рябиновой настойки. — Кило на четыре потянет здоровячок.
Дыхание зашлось у Соломониды, когда увидела внука под лиственничной матицей.
— Чего над дитём изгаляешься? Вишь, описался от натуги.
— Не от страха — от радости появления на свет божий. Порода крепкая: в деда — кузнеца… Разливай рябиновку. Гулять будем.
Сыкунчика в честь деда назвали Никодимом. Обмазали правую ладошку смоченной сажей, приложили к тетрадному листу. Получился заметный оттиск…
Толстуха Соломонида вприщур посмотрела на внучонка. По тугим щекам струились созревшие слёзы.
— Кончай болото разводить, — успокоила Фунтиха. — Вернутся твои богатыри.
— Тревожно за них… два клочка из сердца вырвали.
Счастливая Прасковья лежала поверх лоскутного одеяла, нежно поглаживая лобик, щёки бутузика. Беда и радость витали над изголовьем. Сгустилось над молодой матерью роковое время, зависло серым ненастьем, кудлатыми поселковыми дымами. Мечталось: вместе с Тимуром разделят восторг появления любимого человечка… Копошухой был в животе, волтузил ножками… куда бежать собирался, пузанчик?.. Куда убежишь, мальчонок, от жизни, опаскуденной комендатурой. От неё напасти.
Вслушиваясь в бульканье винца, воскликнула:
— Единоличницы! Мне-то поднесите.
— Молоко закиснет, — рассмеялась Фунтиха, — подавая граненый стаканчик. — Никодимчик, тебе пока нельзя. Ишь выцеливает глазёнками напиточек скусный.
Повитуха окунула кончик пальца в наливку, мазнула младенца по губам.
— Со крестом! С почином!
Очередной рапорт Горелова комендант подписал охотно.
— Завидую тебе, лейтенант: свободным соколом взметнёшься… На нас сваливаешь собачью службу… С трудоустройством помочь?
