— Щикотно…
Смышлёный Оскал донёс кренделёк в целости-сохранности. Поднёс кукиш к ноздрям Евграфа, повертел всей чумазостью пальцев. Председатель отвесил смачную оплеуху.
— Дык, чиво дирёсси… Ответ пронёс от самой кузни — трудодень выставь.
— Чертёныш! Получишь трудодень — в мешке не унесёшь.
Председателя колхоза раздражало наглое непокорство единоличника. Чего не раскулачили Селиверстова в первую шумную волну коллективизации? Давил бы сейчас мхи на Васюганских болотах, рыл себе нору под зиму… Не пойдёт на поклон Фесько к строптивому кузнецу. Кошёвку, сани другие изладят… От подкулачника избавлюсь всё равно.
Сел строчить в органы большую цидулю. Строй колхозный не признаёт. Власть поносит бранными словами. Староверы навещают. Изрядно приврал: в кузне сходки… шашки ковал…
Городил словесный огород, не веря в надёжность загородки. Ничего… В комендатуре сродственник поможет охомутать паршивца… Сейчас не такие головы летят…
В контору шумно ввалился племянник Евграфа Ганька — парняга бандитских кровей. Успел намотать на клубок жизни тюремную пряжу. Подпрыгивая на затоптанном полу, словно собирался воспариться на парах самогонки.
— Дядька! Меня в зону на службу берут!
— Да ну!
— Салазки гну! Надзирателем принимают.
Не помудрел Ганька за тюремную отсидку, не остепенился. Зато уверовал в сладость и силу откровенной свободы. Скоро будет при исполнении, при власти. В тюряге томской над ним изгалялись, по харе поколачивали… Отошло в прошлое нарное изгойное существование.
Дядя собирался пожурить племяша-виношника — поостерёгся. Ишь, шельма, куда залетел. В комендатуре вся власть в железном кулаке. В Евграфе Фесько сильнее зашевелились кривые коленца мозгов. Всплывали в башке слова — кузнец… комендатура… надзиратель Ганька… Всё складывалось в пользу председателя, который упорно строит социлизм. Не сомневается — упечёт кузнеца в зону, минуя раскулачку… Он у меня сразу две академии закончит…
Засольщица Прасковья Саиспаева жила с осторожностью рыси. Глядя на холмистость её живота, ревнивица Сонька язвила:
— Набухаешь, незамужка?! И то. С Оби ветром суразят не заносит.
Учётчица понимала — с рождением Тимурёнка дорога к любимому будет напрочь отрезана.
Сейчас трудно сбить Праску на психовинку. Она внимательно прислушивалась к близкой глубине тяжелеющего чрева. Глаза сияли, влажнели от сокрытой непонятной нови.
— Выковыривай, пока не поздно, — давала дерзкий совет Сонька. — Заобузишь себя с молодости… Тимуру-то нужен плотничек с пуповиной?
