Возражение 3. Далее, для своего спасения человеку в первую очередь надлежит почитать Бога, о чем [в Писании] сказано: «Если Я – Отец, то где почтение ко Мне, и если Я – Господь, то где благоговение предо Мною» (Мал. 1:6). Но люди более всего почитают Бога как возвышающегося над ними и недоступного для человеческих чувств, о чем написано: «Высок над всеми народами Господь; над небесами – слава Его», и далее: «Кто, как Господь, Бог наш» (Пс. 112:4, 5), наиболее заслуживает почитания? Поэтому то, что Бог ради спасения человека приблизился к нам посредством принятия плоти, представляется недолжным.
Этому противоречит следующее: для спасения человека необходимо то, что освобождает человечество от погибели. Но именно таковой и является тайна Воплощения, согласно сказанному [в Писании]: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Следовательно, для спасения человека было необходимо, чтобы Бог стал воплощенным.
Отвечаю: о чем-либо можно говорить, как о необходимом для достижения некоторой цели двояко. Во-первых, когда без этого цель недостижима, как [например] для сохранения человеческой жизни необходима пища. Во-вторых, когда [благодаря этому] цель достигается наилучшим образом, как [например] лошадь необходима для поездки. В первом смысле для восстановления человеческой природы не было никакой необходимости в том, чтобы Бог стал воплощенным, поскольку Бог Своей всемогущей силой мог бы восстановить человеческую природу многими иными способами. А вот во втором смысле для восстановления человеческой природы было необходимо, чтобы Бог стал воплощенным. Поэтому, как говорит Августин, «нам надлежит показать, конечно же, не то, что не было никакого другого возможного способа у Бога, чьей власти равным образом подчинено все, а то, что как не было, так и не должно было быть другого более подходящего способа исцеления нашей немощи»[6].
Далее, мы можем рассмотреть это [положение] с точки зрения нашего «приближения к благу». Во-первых, в отношении веры, которая упрочилась через веру Самому сообщившему ее Богу, в связи с чем Августин говорит: «Чтобы человек надежнее шел к истине, сама Истина, Сын Божий, восприняв человечество, упрочил и утвердил веру»[7]. Во-вторых, в отношении надежды, которая благодаря этому усилилась, в связи с чем Августин говорит: «Что еще было столь необходимым для возведения нашей надежды, как не показать нам, насколько Бог любит нас? И какое еще есть тому более очевидное доказательство, чем-то, что Сын Божий соизволил соучаствовать с нами в человеческой природе?»
