— Даже такому, как здесь?
Она улыбается шире.
— Однажды папа сказал, что ему хотелось бы подойти ко входу в шахту Сентрейлии, набрать в грудь побольше воздуха и задуть огонь, как свечки на торте. И почти можно было поверить, что у него получилось бы. Он был как Поль Баньян[5] среди пожарных.
— Но в конце концов огонь его победил.
Анисса смотрит в сторону. Чаще всего она благодарна Хиту за прямоту, но не любит, когда ей напоминают о дне, когда умер отец. Это случилось много лет назад — около десяти, но воспоминание по-прежнему тяготит её.
Мартин Прюитт погиб на посту во время пожара четвёртого уровня сложности в зерновом элеваторе Харрисбурга. Он вошёл в горящее здание, одетый в специальный управляемый компьютером жарозащитный костюм. Человеку в таком костюме комфортно и прохладно, даже если температура снаружи зашкаливает. Но главное преимущество этого чуда техники, вдохновлённое технологиями расплетения, заключалось в том, что костюм мог при необходимости ампутировать повреждённые конечности.
Отец застрял в горящем подвале, костюм рекомендовал отсечь конечности одну за другой, чтобы сберечь драгоценный кислород. Это дало бы папе время до прихода спасателей, и как пожарный он получил бы донорские конечности в обход всех очередей. Но он отказался, зная, что эти части тела могли принадлежать проблемному подростку, которого принудительно расплели.
— Папа мог бы жить, — с горечью произносит Анисса. — Но он не хотел конечности расплётов. Он хотел спасать жизни, а не использовать чужие для собственного спасения.
Наступает неловкая пауза. Ворон пристраивается на стене сгоревшего здания и наклоняет голову, глядя на пару. Анисса размышляет о том, что происходит в голове у Хита, когда он, к её удивлению, произносит с искренним сочувствием:
— Должно быть, ты его очень сильно любила, Анисса.
Та кивает.
— Он меня тоже любил. Уверена, он и представить себе не мог, что я попаду к приёмным родителям, которые подпишут ордер на расплетение.
— Тупые эгоисты, — комментирует Хит. — В том-то и беда расплетения: дело не в проблемных детях, а в проблемных взрослых. — Он сплёвывает на тротуар. — Твой отец был выше этого.
— За что и заплатил.
Хит внимательно смотрит на неё, словно что-то прикидывает, решает, насколько может ей доверять, взвешивает «за» и «против» на невидимых весах. Наконец, понизив голос, хотя поблизости нет никого, кто мог мы подслушать, заявляет:
— Возможно нам удастся всё изменить.
