– А я, например, не горю желанием заглядывать ей в глаза, – проворчал Юджин, запрокидывая голову Вивьен, чтобы она могла видеть его обворожительную улыбку. – Это свыше моих сил.
– У меня была лошадь, похожая на миссис Венгрин, – промолвила Клара. – Ты должен помнить ее, Адам, – гнедая с белой звездочкой. У нее была дурная привычка закидывать голову.
– Кстати о лошадях, – сказал Барт, повернувшись к Рэймонду. – Уинс считает, что это костный шпат.
– Что? – встрепенулся Пенхаллоу. – Если у лошади костный шпат, от нее надо немедленно избавляться.
– Правильно, – поддержала Клара. – Лошадь со шпатом – порченая лошадь.
– Чепуха, – буркнул Рэймонд, берясь за свою газету. – Занимайтесь своими лошадьми, тетя Клара, а с моими я сам как-нибудь разберусь.
– А чем будешь лечить? – спросил Барт. – Вытяжным пластырем?
– Да, он хорошо впитывает. Завтра утром осмотрю ее.
– Надо приложить холод, – посоветовал Ингрэм.
– Спасибо за подсказку, – раздраженно проворчал Рэймонд. – Еще будут советы?
– Я бы ее пристрелил, – заметил Конрад.
– Конечно, это же не твоя лошадь, – с зевком отозвался Юджин. – Брось, Рэймонд! Только загубишь ей экстерьер.
– Попробуй сделать свищ, – предложил Барт.
– Да замолчите вы все! – возмутился Рэймонд. – Это всего лишь нарост на кости.
– Йодистая ртуть, – сказал Пенхаллоу. – Нет ничего лучше.
Рэймонд усмехнулся и не стал продолжать дискуссию, которая становилась все оживленнее. Пенхаллоу принялся вспоминать все случаи костного шпата, произошедшие со времен его юности, близнецы затеяли шумный спор об оптимальных способах лечения, а Ингрэм и Клара пытались прорваться сквозь этот гвалт со своими ценными советами.
Сжав зубы, Фейт старалась уйти в себя, в тот мир, где не было лошадей, нахрапистых юнцов и грубых стариков, жарко натопленной спальни с чудовищной мебелью и множеством людей, где она должна была высиживать каждый вечер, страдая от пульсирующей головной боли и рези в глазах от мигания бесчисленных свечей.
Вивьен, приникшая к плечу мужа, мечтала о маленькой квартирке, где она могла бы остаться наедине с обожаемым Юджином и владеть им безраздельно, вдали от дурного влияния его толстокожих братцев. В Тревеллине она никогда не чувствовала, что он полностью принадлежит ей. Юджин мог пререкаться с братьями, но они были одной крови, имели множество общих интересов, и Вивьен опасалась, что из светского денди с артистическими наклонностями, за которого она выходила замуж, он незаметно превратится в заурядного провинциального землевладельца и навсегда осядет в ненавистном Тревеллине.
