– Потратит их на какой-нибудь хлам вроде его жуткой кровати или раздаст бездельникам, например Джимми, – с горечью ответила Фейт.
– Мне жаль отдавать деньги Джимми. После этого как-то лучше начинаешь понимать чувства законных отпрысков Людовика Шестнадцатого.
– Раз Адам велел получить деньги тебе, значит, Рэймонд отказал ему. И Рэймонд может сильно рассердиться на тебя.
– Не сомневаюсь, но если я откажусь, отец рассердится еще больше, а из двух зол я выбираю меньшее. Если я не вернусь, значит, скрылся с деньгами или разбился на лимузине. До свидания, дорогая, выше голову!
Помахав рукой, Обри удалился. Фейт осталась сидеть под деревом, размышляя. Хорошо ему говорить «выше голову», приехав на пару-тройку дней. Но если Пенхаллоу все же вынудит его остаться в Тревеллине, тогда он запоет по-другому. Интересно, что он имел в виду, говоря, что готов на все? Фейт всем сердцем желала, чтобы он выкинул что-нибудь такое, от чего старика хватит удар. Нет ничего преступного в том, чтобы оборвать столь беспутную жизнь. Если Пенхаллоу действительно теряет разум, это станет для него благодеянием. Прислонившись головой к шершавому стволу, она закрыла глаза и предалась мечтаниям о безмятежной жизни, которая ждет ее по ту сторону могилы мужа. Картина была такой отчетливой, вплоть до малейших деталей обстановки уютной квартирки в Лондоне, что когда ее поднял с места звук гонга, в который Рубен энергично бил в холле, у нее возникло ощущение, будто она провела блаженный час вдалеке от Тревеллина и была безжалостно водворена обратно.
Рэймонд к обеду не явился, но Барт находился здесь и очень удивился его отсутствию, заявив, что никаких особых дел у того не намечалось. Барт был не в духе: после объяснения с отцом приливы энергии чередовались у него с мрачной апатией, какая раньше была не свойственна его жизнерадостной натуре. Он угрюмо молчал, пока в столовую не вошел Обри, чье одеяние сразу же вывело его из задумчивости. Раздраженно вскинувшись, Барт с грубоватой прямотой прокомментировал этот наряд. Юджин тоже внес свою едкую лепту, а поскольку Чармин считала делом чести поддерживать Обри, в столовой вспыхнула очередная перепалка. Клэй не нашел ничего лучшего, как присоединиться к обличителям фатовских привычек Обри, но Барт быстро оборвал его, назвав наглым щенком, которому лучше заткнуться. Фейт заплакала, бесшумно, но безутешно, и, искусав все губы и изломав пальцы под столом, не выдержала и выскочила из комнаты, оставив на тарелке нетронутый пудинг.
