Шейн и я заказываем таджин из ягненка с черносливом и кус-кус, наш разговорчивый официант утверждает, что это потрясающее блюдо, потому что его готовят на груди ангела.
Мы пьем мятный чай и смотрим на ослепительно грациозных исполнительниц танца живота, как они двигаются вперед, отступая, как их руки парят в воздухе, словно змеи, и как они быстро трясут бедрами, их незыблемые роскошные костюмы, трепещут у их ног. Я тут же чувствую родство с ними — красочные костюмы, залитая солнцем кожа и колокольчики на верхней части их бюстгальтера напоминают мне красивых индийских танцовщиц из моего детства.
Как и те индийские танцовщицы, они вибрируют своим телом, творя формы, выражающие радость, смех, печаль, благодать и вожделение. Эта одна из тех историй, которая провоцирует и показывает красоту. На одной женщине надета чадра и из-за этого ее черные глаза, подведенные сурьмой, сверкают соблазнительно. Не только разговаривает ее тело, но и ее глаза.
Я оглядываюсь вокруг и вижу разные реакции людей. Для некоторых, эти женщины дешевая плоть, для других, которые видят то же, что и я, они другие. Все танцовщицы мечтательницы. Нет такого понятия, как грешная танцовщица.
— Я никогда не видела танец живота в живую, — говорю я Шейну.
— Тебе нравится? — спрашивает он.
— Очень красиво, — говорю я, наблюдая за женщиной в голубом костюме. Из нее льется в танце такой поток чувственности, и она сама так красива, что ее эмоции вливаются в мое тело.
— Согласен.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Шейна. Он смотрит на меня.
— В синем костюме такая соблазнительная танцовщица.
— Да, она очень соблазнительная, — негромко говорит он, но не оборачивается на нее.
Наконец, нам приносят ягненка, настолько сочного и вкусного и кус-кус, может они действительно были приготовлены на груди ангела. Мы едим и пьем вино и медленно в такт арабской музыки у меня начинают бежать мурашки по телу, и мое тело самом собой начинает двигаться в унисон музыки.
— Ты хочешь танцевать?
Я качаю головой.
— Возможно, я могла бы станцевать под безлунным небом или сама с собой, когда никто меня не видит.
— Великолепно: Безлунное небо мое излюбленное имя индейца, — нахально говорит он.
— Забудь, — говорю я.
— Никогда не говори никогда.
Мы поздно выходим из ресторана, наши животы полны и дух приключений зовет нас вперед, мы направляемся в замок Шейна. Через тридцать минут мы останавливаемся перед автоматическими арочными черными железными воротами. Мы едем вперед по дороге несколько минут в полной темноте, затем, внезапно, достигаем нашей цели.
