После этой беседы, на которой незачем долго останавливаться, миссис Брэдли вышла чуть раскрасневшись, но это была краска победы. Когда вечером доктор Притчард вернулся домой, кухарка заявила, что увольняется. Впрочем, событие не стало трагедией, как предполагала эта леди, поскольку пастор сам несколько месяцев собирался с духом, чтобы избавиться от нее. «Замуж выхожу» – таково было оправдание кухарки, и строились различные догадки, кто же покорил ее сердце. Но она держала рот на замке, как и умалчивала о факте, что ее суженый безработный автомеханик, живущий сейчас на пособие. Но все это выяснилось позднее. Свидетельством силы личности миссис Брэдли можно считать то, что после их разговора кухарка разразилась слезами, тогда как ни малейшая рябь не потревожила немигающей безмятежности ее ящероподобной гостьи.
Беседы с мистером Миллсом, суперинтендантом и кухаркой заняли два с половиной часа, и можно было предположить, что подобные сжатые и напряженные допросы истощат силы миссис Брэдли, но нет. Велев остановить машину у первого же киоска, она купила ворох газет: рупор мнений самого лорда Комстока вышел с толстой траурной рамкой, остальные газеты воздали дань памяти этого наименее оригинального из баронов-разбойников заголовками цвета черного дерева. Приводились интервью с высокоуважаемыми подозреваемыми. Помещались снимки: конкурирующая газета даже раздобыла фотографию покойного пэра в возрасте четырех лет (угрюмый, в бархатном костюмчике с короткими штанишками и кружевным воротничком, в локонах), восемнадцати лет (все еще угрюмый, а в подпись под фотографией вкралась прискорбная ошибка наборщика, так что получилось «ДАЛЕКО ПАДЕТ»). Миссис Брэдли прочитала все, одной рукой держа листы, а другой наводя лорнет. Несколько раз просмотрела некрологи, написанные архиепископом и сэром Чарлзом Фэрвезером.
«Его трагическая смерть стала для меня ужасным потрясением, – заявлял архиепископ, – еще и потому, что я давно знал покойного лорда Комстока и даже виделся с ним незадолго до того, как происшествие лишило британскую журналистику…» Миссис Брэдли вообразила, как архиепископ тут помедлил, бормоча: «О мертвых либо хорошо, либо ничего», и вывернулся ни к чему не обязывающим оборотом «человека, полного жизненных сил. Наше давнее общение не всегда было гладким, случались и недопонимания. Недавняя кампания лорда Комстока принесла мне немало боли, и я постарался оградить его от поступков, которые считал несообразными с его строго церковным воспитанием. Смерть, так скоро последовавшая за нашей беседой, стала для меня ужасным потрясением. Трудно переоценить влияние, которое в последние годы лорд Комсток оказывал на британскую журналистику. Прошло более четверти века с тех пор, как он мальчиком был вверен под мою опеку, и я сразу скажу, что он считал меня своим истинным другом, тем, кто не постесняется напомнить ему о тех христианских принципах, от которых он, по моему глубокому убеждению, невзирая на недавние заблуждения, в глубине души не отходил никогда. Англия будет оплакивать своего сына».
