Сергей, наконец, осознал, что рука, держащая его — теплая. Паника отступила; он опустил скальпель, одновременно замечая, что из-за плеча Лыткарева выглядывает ружейный ствол. Или даже два ствола.
— А водкой почему пахнет? — спросил он.
— А вы бы не пили от такой жизни? — огрызнулся Лыткарев. — Особенно после вчерашнего, когда вас обоих схватили в моем доме… я все пытался забыться… Но вы не думайте, это только запах остался. Сейчас я уже трезвый… практически. Кстати, от них водкой тоже не все время пахнет, только какое-то время после того, как выпьют.
— А Лида… она…
— Моя дочь мертва уже восемь лет.
— Ясно, — только и сказал Сергей. — Вы поможете мне бежать из города?
— А для чего я, по-вашему, здесь? Идемте.
— Я вперед на разведку, — сообщил Петька.
— Ты осторожнее, Петя. И вообще, шел бы ты домой, дальше уж мы сами справимся.
— Обижаете, Николай Кондратич! — ответил мальчик и нырнул между заборами. Мужчины последовали за ним.
— Значит, это вы подбросили мне ключ от сундука, — понял Сергей.
— Я. И газеты сохранил тоже я. Лида вообще не знала об этом. Она просто зашла предложить вам чаю, а вы приперли ее к стенке с фотографиями.
— Все равно странно, что она хоть что-то рассказала.
— Сергей, она ведь не чудовище. Они сделали из нее чудовище, но она всегда была хорошей, доброй девочкой. И она страдает из-за того, что ей пришлось участвовать в вашей поимке, поверьте. Просто она уже не может пойти против них.
Сергей вспомнил, что они сделали с водителем, который даже не бунтовал, а просто не смог выполнить данное поручение — и мысленно согласился с Лыткаревым.
— Я тоже не мог, до нынешнего вечера, — продолжал Николай Кондратьевич. — Сказать по правде, меня Петька застыдил. Если б не он, я бы, наверно, так и сидел сейчас на кухне в компании с бутылкой.
— Петька — ваш ученик?
— Все дети в Игнатьеве — мои ученики… Он, кстати, очень способный мальчик, хотя и шалопай. Пришел и сказал, что если кто-то всю жизнь учит честным и смелым поступкам по правильным книжкам, а сам ведет себя, как последний трус, то он не учитель, а говно. Представляете? Так прямо и сказал. Ну да он всегда был грубияном. Фамилия «Дробышев» в Игнатьеве неминуемо создает ощущение вседозволенности, вы ж понимаете… Но я не обиделся, потому что он прав. Я двадцать лет боялся, пора положить этому конец.
— Двадцать? А раньше?
— В молодости я был смелее… Нас было несколько друзей, и, как водится, нам казалось море по колено. Знаете, как это бывает — молодое фрондерство, смелые разговоры у кого-нибудь на кухне… В общем, мы задумали их разоблачить. Сначала это были одни разговоры, а потом становилось все серьезнее и серьезнее. Мы по крупицам собирали информацию о них, искали и сохраняли доказательства — те же старые газеты, фотографии… Вы понимаете, когда небольшой городок из года в год живет замкнутой жизнью, все тайное рано или поздно становится явным. Они о чем-то проговаривались живым родственникам, те, под большим секретом — своим знакомым… В общем, за несколько лет мы практически полностью восстановили их историю.
