Почему рассердилась кикимора? | страница 44
Цветы украшали избу не только в виде орнамента – приносили живые цветы, полынь, крапиву, веточки вербы и берёзы, пихту и можжевельник. Летом пол засыпали богородской травой. Венки, которые теперь стали признаком католического Рождества, наши предки плели и летом – из трав, и зимой – из пихты и еловых веток, и вешали на двери и стены дома, хлева. Запах травы на какое-то время перебивал тяжёлые запахи домашних животных, хотя делалось это не для освежения воздуха, а всё с той же целью – обеспечить защиту.
Какой запах самый вкусный? Ночная фиалка? Чабрец? Пожалуй, нет. Совсем по-особому, празднично, пахнет свежий хлеб. Где-то читала, что в тот момент, когда хозяйка доставала из печи хлеб, приоткрывалось окно, чтобы запах попал и в «чужой мир». Хлеб бережно укрывали рушником. Человек, которому не довелось попробовать корочку вытащенного из печи каравая, навряд ли поймёт, почему наши предки так трепетно относились к хлебу: оброненную крошку поднимали с пола и целовали, не оставляли воткнутым в хлеб нож, не переворачивали ковригу «лицом» вниз. Ничего вкуснее и душистее свежего хлеба на свете просто не бывает. Возвращаясь с похорон, можно было вернуть себе силы, заглянув в печь или в квашню с тестом. Запах свежего хлеба изгонял Смерть. Хлебню (хлебницу), в которой хранился хлеб на день, ставили на лавку под иконы. Хлеб, протянутый врагу, означал перемирие. Хлеб мог обеспечить мир и с невидимыми силами. Когда рубили дерево для дома, рядом с ним клали кусочек хлеба, чтобы душа дерева полакомилась и рассталась со своим жилищем без страданий. Кусочек хлеба оставляли на лугу и перед сбором лекарственных трав. Хлеб – лучшее, что боги могли подарить человеку и что он мог пожертвовать богам и предкам.
Отдохнуть мы остановились, не доезжая до Новосибирска. Пирожковая была чистой и солнечной. Я достала ноут – вдруг заработает вай-фай и можно будет найти интересующую меня информацию. Не хотелось лишний раз беспокоить тётушку: она всё ещё молчала и дышала тяжело, как после марафона.
– Вечером будем дома, – сказала я, чтобы её подбодрить.
– У бабушки, у бабушки, – мурлыкала Младшая.
– Хочется побывать в старом дедовом доме. Там сейчас кто? – спросила я тётушку. Та пожала плечами.
– Я его видела! – вдруг завопила Младшая, заглянув в блокнот Тихона – он заканчивал портрет старика. – Это тот, кто сидел на пороге, а потом зашёл в твою комнату! Это домовой!
Продавщица оторвалась от телевизора, посмотрела на нас и улыбнулась.
