– Рассказывала, конечно, – Эля решила слегка схитрить. – Я знаю, что бабушка пропала без вести во время экспедиции…
Ирина вздохнула:
– Да, к сожалению, тело так и не нашли, на кладбище лишь памятная плита, как и на месте ее предполагаемой гибели.
Эля зябко повела плечами:
– Ты ведь еще в школу ходила?
– Да, я в пятый класс перешла, а твоя мама – в десятый. Нас твой дедушка вырастил. Нам всем очень не хватало мамы.
– Ирин, а почему ты осталась, а они уехали – мама и дед?
Тетка чуть замешкалась с ответом:
– Хм, видишь ли, тут, можно сказать, замешана мистика…
– Как это? – удивилась Эля.
– Не знаю даже, стоит ли об этом рассказывать, – Ирина виновато улыбнулась. – Твоя прабабка – она ведь тоже была врачом и тоже пропала при невыясненных обстоятельствах.
– Об этом я не знала, – Эля покачала головой. – У тебя сохранились ее фото?
– Да, возьми-ка альбом – вон там, на полке…
Эля подошла к книжному шкафу и достала старинный семейный фотоальбом, потертый и распухший, полный пожелтевших фотографий.
Ирина раскрыла его и на первой же странице показала несколько черно-белых снимков – группа врачей в белых халатах и шапочках, свадебная фотография – молодой офицер и удивительно красивая девушка, тонкие черты, удлиненный разрез глаз, черные косы.
– Это твои прадед и прабабушка – родители бабушки Элины.
– Моя прабабушка была казашкой? – спросила Эля, рассматривая фотографию.
– Возможно, но наверняка сказать трудно, потому что она детдомовская. Никто из родни неизвестен.
– Ничего себе, – Эля совершенно растерялась. – Но почему мне никто не рассказал?
Ирина пожала плечами:
– У твоей мамы был пунктик на эту тему, она и из Казахстана уехала, чтоб обмануть судьбу.
– Не похоже на нее, – с сомнением произнесла Эля, – мама совсем не суеверна.
Ирина многозначительно качнула головой:
– Теперь-то она повзрослела! А в юности жаловалась мне, что ей все мерещилось, будто за ней наблюдает кто-то недобрый. Понятно, это у нее на нервной почве, после гибели мамы, она потому и в невропатологи подалась.
Внезапно она замолчала, опустив голову. Как будто призналась в чем-то постыдном. Эля почувствовала и эту неловкость, и отдаленный страх, забытый, притаившийся. Снова вернулась беспричинная тревожность, возникшая во время перелета. Предчувствие? Интуиция? Или наследственное, как у мамы в юности?
– Извини, сама не знаю, зачем я все это тебе рассказала, – виновато улыбнулась Ирина, нарушив затянувшееся молчание.
– Нет-нет, не извиняйся, – остановила ее Эля, – так мне и надо, совсем не интересовалась историей семьи. Можно я возьму альбом, полистаю?
