Она целовала его брови, щеки, ей, кажется, не были противны и страшны его раны.
– Глаза восстановят, – говорила Марта, поднимая его с гладкого пола, помогая идти по коридору. – Пара лет слепоты – это, конечно, тяжело, но у тебя же я, а у меня глаза, в полном твоем распоряжении. Я больше не хочу с тобой расставаться, Глебушка. Слепоту переживем, а у тебя теперь другие чувства обострятся, интересно же! Вот скажи, из чего стены и пол в этом коридоре? Янтарин! Странники! Когда они здесь все это построили – неизвестно, но такие интересные штуки есть! А ведь эта планета вряд ли в списке Горбовского-Бадера… А янтарин теплый на ощупь, ты чувствуешь?
Глеб ничего не чувствовал, даже радость и облегчение от встречи с Мартой схлынули, ему казалось, что он все-таки умер, его нет, и мозг подсовывает ему утешительные обманки в затухающих последних разрядах электричества в нейронах. Как в короткий сон на рассвете, в них, по идее, могла вместиться целая вечность.
– Поспи, – говорила Марта, укладывая его на мягкое, упругое, прохладное. – Завтра валтамери нас к глайдеру проводят, защитят, если что – кто знает, чего там медведи твои удумали. Что за народ! Они все там ужасные?
– Они… не плохие, – через силу сказал Глеб. – Просто другие. Эти… русалки тоже с ними ужасные. Убивают их, топят, облучают. Зачем?
– Потому что валтамери перед ними виноваты, – напряженно сказала Марта. – Они случайно планету тряхнули машиной Странников и климат изменили. А на тех, перед кем смертельно виноват, злоба сильнее всего…
Глеб представил полузатопленный высокий зал из янтарина, клетки, в которых полулежат-полусидят измученные мартыны с мокрой, свалявшейся шерстью – научная комната, жестокое помещение.
– Так странно, Марта… Планета без хищников, пищевые цепочки без жестокости – и только разумные существа убивают и мучают других разумных… Может быть, это свойство разума? Какая-то отчаянная мысль, Марта, да?
– Спи, – велела Марта, легла рядом, взяла за руку. Пальцы у нее были теплые, гладкие. Глеб подумал, что никогда не заснет. Страшновато было – вдруг это все уйдет в сон – и все? Но тут же уснул, а когда проснулся, раны в глазах больше не болели, треснувшие ребра срастались, а рядом тихо сопела Марта. Он погладил ее нежное плечо, почувствовал возбуждение, но тут же вспомнил зеленые глаза Ундины, мокрую прохладную кожу и «начни со мною спариваться». Сел на ложе, скрестив ноги, задумался.
Прогрессоры тут не помогут – сама суть идеи в их неотличимости от остального населения. А тут поди-ка. Медведи и русалки… Нет, ну климат, конечно, надо бы попробовать поправить – трех процентов суши маловато… Но это мартынам, а русалки-то что скажут?
