В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) | страница 7



2. НАД ЗЕМЛЕЙ

Когда Сергей Сергеевич воскресным утром садился в самолет, следующий до Минеральных Вод, у него было такое ощущение, будто он покидал Лунино навсегда. Глаза слезились от ветра, гуляющего по полю аэродрома, в уголках скопился белый налет, и чувствовал он себя совершенно больным. Ровно через год, день в день, отправляясь с женой на юг, профессор Степанов попытается и не сможет вспомнить то свое состояние, вновь пережить тревогу тех быстротечных, бесконечных, удивительных дней. Бесформенные обрывки переживаний, обесцвеченные временем осколки ярких впечатлений смешаются в нечто совсем уже для него ненужное, постороннее, лишенное способности не только волновать, но даже восстановить в памяти тот крошечный обрывок нескольких июльских дней — яркую точку, в которой сосредоточилась вся его жизнь. Как и теперь, он будет чувствовать себя совершенно изношенным, будто неизлечимый недуг вконец подточил его силы. Ни надежд, ни желаний — ничего, кроме смертельной усталости и равнодушия. Еще недавно тщеславие служило ему путеводной звездой, но звезда померкла, и уже невозможно было различить ее призрачный свет.

В тридцать три года Сергей Сергеевич стал профессором химии, а всего через десять лет вынужден был признаться себе, что совершенно выдохся. Он повидал мир, добился успеха, по-прежнему был привязан к своей лаборатории и сотрудникам, однако возможность познать природу еще нескольких химических реакций более не вдохновляла его. Видно, в какой-то момент он перенапрягся, перекрутил гайку, и процесс разрушительного старения души принял необратимый характер.

— Где наши места? — близоруко щурясь, спросил Сергей Сергеевич у своей аспирантки.

— Дальше, в самом хвосте, — ответила Инна.

Она шла следом, упираясь взглядом в его коротко стриженный затылок, неловкую костлявую фигуру, и думала о чем-то своем.

Сергей Сергеевич привычно протискивался по проходу, выставив перед собой туго набитый портфель. Профессору приходилось часто летать — не то что его романтически настроенному, юному однофамильцу, с которым у нынешнего Сергея Сергеевича было так мало общего. Нет, он не тосковал о прежнем Степанове, об ушедших годах, упущенных возможностях — просто чувствовал, что профессорская, внешне благополучная его жизнь, исчерпав себя, подходит к концу. Вопрос лишь в том, как долго выдержит все еще сильный пока его организм. И пусть сам Сергей Сергеевич не придавал большого значения зловещим симптомам неведомого недуга, спасти его теперь могло только чудо, а не строгий режим, на котором настаивала жена, и не куча предписанных врачами лекарств.