…кто-то из наших, смеясь, сказал однажды: «Несомненно, мы самые прыткие самоубийцы в мире…»
Он опять призвал мысли к порядку и принялся проверять тормоза.
Достаточно потянуть рулевое колесо на себя, и по бокам саней разворачивались закрылки — половинки хвостовой части корпуса. Со стороны они выглядели, быть может, и нелепо, но действовали весьма эффективно: общая их площадь превышала квадратный метр, а применялись они на скоростях сто тридцать и более километров в час. Кнопка под правой рукой гонщика управляла другой тормозной системой: нажать её — и из носовой части саней вырвется крупный ракетный заряд. Всего зарядов насчитывалось семь, и их нередко не хватало. А когда отказывали все системы, включая волю гонщика, — на такой случай оставалась рукоять у левого колена. Её окрестили «ручкой с того света»: дёрни посильнее за ручку — и дальше всё будет зависеть от сотни случайностей, не подвластных никакому расчёту, но если повезёт, зависнешь на парашюте в восьмидесяти метрах над Трассой. Или… или прикосновение к рычагу катапульты станет последним сознательным поступком всей твоей жизни.
Сам он дёргал за эту ручку дважды. В первый раз, когда на вершине «Мёртвой петли» потерял полоз — его тогда чудом не размазало по близлежащей трибуне, верхний ряд скамеек мелькнул под ним на расстоянии меньше метра. Во второй раз шесть саней вдруг смешались в кучу прямо у него перед носом, и он выстрелил собой сквозь нависшие над Трассой ветви старой разлапистой ели. Другие гонщики были не столь удачливы.
Ганс Крогер. В конце концов его тело вырыли из-под пятиметрового слоя снега — он пробил этот слой, как снаряд, до грунта. Когда он катапультировался, сани кувыркались в воздухе — в эту долю секунды они оказались вверх днищем.
Ярл Иоргенсен. Сани перевернулись, и его выбросило прямо под полозья следующих саней.
Макс Конрад. Образцовое катапультирование! Почти на сто метров вверх и чуть наискось от склона. Только парашют так и не раскрылся.
Уэйн Барли…
Гонщика передёрнуло крупной дрожью, он даже почувствовал реакцию противоперегрузочного костюма. Как хотелось бы съездить по чему-нибудь кулаком! Но он ощущал на себе неотступные глаза зрителей и телевизионных камер, да и слишком тесно в кабине — развернуться как следует перед ударом и то недостанет места.
Огонёк на щитке вспыхнул вновь, требуя внимания, и мигнул один раз. И одна багровая ракета запылала в небе.
Одна минута — бог ты мой, неужели время остановилось?
