Он поднял бутылку вверх, чтобы разглядеть в потоке света, пронизывающем комнату золотистой стрелой, много ли еще там осталось, и решить, сколько можно отпить, чтобы это было не слишком заметно.
— Ах, старый скряга! — сказал он. — Подумать только, даже не угостил!
И, чтобы исправить забывчивость папаши Гийома, Матьё поднес к губам бутылку и быстро отхлебнул из горлышка три или четыре глотка обжигающего напитка так, словно это была самая безобидная водичка, не издав при этом ни «хм!», как папаша Гийом, ни «х-хо!», как Франсуа.
Однако шаги последнего приближались к двери, и Матьё быстро и неслышно вернулся на свою скамеечку возле камина и с невинным видом, способным обмануть даже Франсуа, затянул песню, которую оставил на память здешнему населению стоявший некогда в замке Виллер-Котре полк драгун королевы.
Матьё дошел до второго куплета, когда Франсуа вновь появился на пороге пекарни.
Вероятно, чтобы выказать свое безразличие как к отсутствию, так и присутствию Франсуа, Матьё намеревался продолжить нескончаемый романс и не прерывать второй куплет, но Франсуа, подойдя к нему, сказал:
— Что это ты тут распелся?
— А разве петь запрещено? — спросил Матьё. — Тогда пусть господин мэр велит торжественно объявить об этом повсюду, и петь больше не будут.
— Нет, — ответил Франсуа, — это не запрещено, но это принесет мне несчастье.
— Это почему же?
— Потому что, если первая птица, которую я слышу утром, — сова, то я всегда говорю: «Дело плохо!»
— Я, стало быть, сова. Ну что ж, сова так сова, мне все равно, как ни назови!..
И, сложив ладони ковшиком, предварительно поплевав на них в качестве необходимой меры предосторожности, Матьё издал звук, удивительно походивший на печальный, монотонный крик ночной птицы.
Франсуа даже вздрогнул:
— Да замолчи ты, зловещая птица!
— Замолчать?
— Да.
— А если я смогу тебе пропеть кое-что интересное, что ты на это скажешь?
— Я скажу, что мне некогда тебя слушать… Знаешь, окажи мне лучше одну любезность.
— Тебе?
— Да, мне… А что, ты разве не можешь оказать кому-нибудь любезность или услугу?
— Ну ладно. А что тебе надо?
— Чтобы ты подержал мое ружье перед огнем, посушил его, пока я сменю гетры.
— Ишь ты, он сменит гетры! Посмотрите-ка на господина Франсуа, он боится схватить насморк.
— Я не боюсь схватить насморк, а просто хочу надеть форменные гетры, потому что может приехать инспектор и я хочу, чтобы у меня в одежде все было как положено… Ну, так как? Просушишь мое ружье?
