– Ну и что ты этим хочешь сказать?
– Я не знаю, я ведь пишу первое, что придет в голову.
– А хорошо ли это? (Это заговорило мое зеркало-Суперэго.)
Я не знаю, хорошо это или плохо. Я просто старюсь понять, что такое реальность. Зеркало – это путь в загробный мир.
– А почему? Что в нем такого, что позволяет ему быть помощником в этом путешествии?
– Ну, удвоение, понимаешь…
– Удвоение – ну и что?
– Тот я, который отразился в зеркале, ушел в зазеркалье, а другой остался тут.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– А если у человека нет зеркала, и он не может убедиться в своем существовании? Есть другие способы?
– Лучший способ – забыть о себе, подумать о самой реальности и отталкиваться от нее. Считывать ее послания, ориентируясь при этом на большое зеркало коллективного бессознательного.
– Как это?
– Ну, вот я сижу дома, и меня окружают странные объекты.
– А что они делают?
– Они воздействуют на меня.
– Так ты сумасшедший!
– А интересно быть сумасшедшим профессором?
– Да я, собственно, не возражаю. Допустим, я сумасшедший философ, и все вокруг воздействует на меня. Я могу заговорить голосом Лакана, потом перебить его молчаливым жестом Витгенштейна. Прокукарекать, как Суворов.
– Ты разговариваешь с ними, советуешься?
– Да, когда у тебя есть более или менее безумная аудитория. Но я не читаю лекций. Моя аудитория – это мои читатели, мертвые и живые, близкие и далекие. Бетховен, Фрейд, Витгенштейн, Иисус, о которых я написал или собираюсь писать книги, это тоже мои читатели.
– Ну, Фрейд давно на меня обижен, с Витгенштейном мы утратили общий язык, с Бетховеном мы не так давно перестали понимать друг друга. Иисус относится ко мне неплохо. Но вообще он склонен смотреть на меня свысока.
– Скажи, пожалуйста, вот то, что ты сейчас пишешь, ты это считаешь философией?
– Да мне наплевать. Я следую двум принципам. Первый я называю «Как река течет» – это поток моего бессознательного. А второй сформулировал Маяковский:
Поэзия – та же добыча радия.
В грамм добыча, в годы труды.
Изводишь единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.
Напишешь несколько страниц ерунды, а потом, глядишь, и мысль настоящая придет.
– И что твои читатели? Терпят?
– А что им. Реальность ведь так и устроена.
– Как так?
– Всюду скука, ерунда, одно и то же, уже ничего не ждешь, а потом вдруг что-то происходит.
– Что, например?
– Встретишь хорошее лицо на улице. Кто-то напишет письмо.
– И тебе не страшно так жить?
– Да нет, а что?
– Давай тогда подумаем над основным тезисом второй главы этой книги: реальность – это не просто наррация, послание – это зашифрованное послание. Что это значит? Это значит в первую очередь, что мы в подавляющем большинстве случаев идем по реальности и не видим ее. Мы понимаем ее просто как совокупность вещей и фактов. Примерно так же понимал ее Витгенштейн в «Трактате». Но в конце он написал: «Есть нечто мистическое. Оно показывает (в моем переводе – проявляет) себя». Это значит, по-видимому, что зашифрованную часть послания, которая есть реальность, нельзя расшифровать, пользуясь обычным языком. Но что значит – мистическое показывает или проявляет себя? Как, например, проявляет себя мистическая часть моей комнаты, в которой я последние годы пишу свои книги? При помощи странных объектов, которыми она наполнена. Странные объекты в узком бионовском смысле это, в сущности, галлюцинации, возникающие при бреде воздействия. В широком смысле это любые объекты, с которыми ты вступаешь во взаимодействие при помощи механизма проективной идентификации. Безумцы во всем видят странные объекты. Так поступают параноики, как больные, так и здоровые. Шерлок Холмс, например, или Уильям Баскервильский, герой «Имени Розы» Умберто Эко. Но это гениальные дешифровщики реальности. Я не причисляю себя к ним. Но немного, самой капельки, безумия не повредит в этом деле. Ну, так какие же странные объекты я вижу в своей комнате, и как я с ними вступаю во взаимодействие? Например, это макет парусника, который мне подарила жена на день рождения. Когда у меня креативное настроение, мне кажется, что мой парусник начинает плыть. Я думаю, именно об этом писал Пушкин:
