Десятая Муза Эллады молча оглянулась. В ее глазах не было прежней любви. Быть может, впервые она по-настоящему оценила всю низость этого издевающегося над ней красавца. Разглядела под его внешностью ту самую старуху, которой он был когда-то по преданию. Ну и мерзка же она!
Неожиданно Сафо начала декламировать вслух стихи:
Твой приезд – мне отрада. К тебе в тоске
Я стремилась. Ты жадное сердце вновь, –
Благо, благо тебе! – мне любовью жжешь.
Долго были в разлуке друг с другом мы.
Долгий счет прими пожеланий, друг.
Благо, благо тебе! – и на радость нам.
– Это ты мне? – полунасмешливо-полусерьзно спросил Фаон. – Вот уж и я, похоже, приобщился к бессмертью!
– Это я векам! – жестко сказала Сафо, глядя лодочнику прямо в тусклые глаза своими огромными всегда горящими глазами. И тут же продолжила, обращаясь не столько к перевозчику, сколько к небу:
– Через тысячу лет один римский император обратится с этими строками к одному великому философу. А узнают об этом, потому что через три тысячи лет мое стихотворение найдут в песках Египта недалеко от одного славного города, которого пока еще нет. Оно будет лежать, написанное на папирусе, в саркофаге, сопровождающем в царство мертвых некого славного мертвеца. И мудреца.
– И все-то мы, поэты, знаем! – обозлился Фаон, – говорим, будто пифии, прорицательницы из Дельф! А такую чушь говорим! Какой-то римский император! Что-то я не слыхивал о таком царстве! Какой-то город в Египте! Какие-то гробокопатели через три тысячи лет! Поди проверь! Ты лучше слезай со скалы, сегодня я готов принять тебя в свои объятия. Да поторопись! В твоем возрасте каждый новый день может принести твоему личику неприятные переделки.
Сафо молчала. А Фаон снисходительно поглядывал на живую легенду Эллады и испытывал ту радость, которую испытывают грубые и неотесанные мужланы, когда ощущают к себе внимание со стороны утонченных натур. Он наслаждался моральной зависимостью Сафо и был уверен, что она простит ему все.
А униженная Десятая Муза Эллады вдруг снова подняла глаза к небу и обратилась к жене громовержца Зевса богине Гере:
Так и я тебя умоляю: дай мне
Вновь, как бывало,
Чистое мое и святое дело
С девственницами Митилен продолжить,
Песням их учить и красивым танцам
В дни твоих празднеств…
И услышала Сафо голос Геры:
– Даю!
И перевела она взгляд спокойно и без гнева к лодочнику:
– Послушай, Фаон! Я, стоящая на моей любимой Левкадской скале моего любимого острова Лесбос, прошу тебя уйти отсюда. Здесь, на этой скале, часто являлись ко мне мои лучшие строки. Здесь же поняла я, что люблю тебя. И здесь поняла я, что нет у меня к тебе больше любви. Но есть благодарность за то чувство, что пробуждал ты у меня. И есть у меня к тебе просьба одна. Знаю, что писать ты не умеешь, но знаю также, что память у тебя удивительная. А потому запомни строки, которые услышишь от меня:
