Тем не менее она сидела у него на коленях. Валера гундосил:
– Ну ты, Надь, что ты, Надь... я ведь, Надь, я ведь тоже хороший, Надь...
Обижать Валеру, Надь, я не имел, Надь, морального права – он гость, Надь, пускай ты и говорила: «Олежка, Олежка...» (Они были пьяные оба. Факт. Я понимал.)
– Слушай, а ты знаешь, на что мы это, пьем сегодня? – вдруг встрепенулся Валера. – Олежка Достоевского продал!
– Бюст? – спросила Надежда.
– Сочинений, – сказал я, – собрание. Полное!
– Бюст, наверное, дорого стоит, – о каком-то все грезила бюсте.
– Живет на Сенной, – Валера мне объяснил, – у тетки живет. А ты был на Сенной? Барахолка... Три тыщи народу...
– Если есть что продать, я продам, – Надя сказала, обнимая Валеру. – Хоть бюст, хоть что.
– Книга не водка, – я тоже сказал, – она должна быть дорогой.
Чужая мысль, не моя.
И не бесспорная.
Оттого что я вспомнил ее, чужую, меня замутило. С некоторых пор организм не переносит цитации. Я встал и пошел на кухню. Шатало.
Я хотел попить холодной воды, но из крана почему-то текла только горячая, видно, кран у нас работал неверно.
Горячую я пить не желал.
Элька вылезла из-под стола и зарычала.
– Поди прочь, животное, – сказал я собаке.
– Не называй Эльвиру животным! – Это вышла моя жена, вернее, уже нежена из своей... моей, вернее... в общем, из другой комнаты.
– Сука, – сказал я собаке назло жене.
– Алкоголик! – закричала Аглая. (Па-па-па-бам!.. К вопросу о музыке...) – Ты нарочно дразнишь ее, чтобы она тебя укусила!
Я не был алкоголиком. Я стал выпивать лишь в последнее время. И потом, не потому на меня рычала собака, что была мною дразнима, а потому что... не знаю сам почему... потому что, знаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда некуда больше пойти?..
– Пошла отсюда, пошла отсюда, – повторял я собаке, – скотина плешивая!..
– Артем! Он хочет, чтобы его укусила Эльвира!
– Сука, – продолжал я свои оскорбления.
Ее вошел в турецком халате.
– Артем! Посмотри на него!..
Ее посмотрел.
– Гашенька, моя дорогая, – заскрежетал ее зубами (своими зубами), – Гашенька, моя дорогая, ты только скажи мне, я его в порошок сотру!..
– Скажи скорей ему, Аглая, за что тебя твой муж имел? – не удержался я передразнить Пушкиным.
На сей раз цитата, точная или неточная, получилась все-таки к месту, и для меня – как глоток свежего воздуха (право, не ожидал). Аглая взвизгнула. Собака тявкнула. Ее дал мне в глаз. Я дал в глаз ему. Мы сцепились. Затрещал халат турецкий. Попадали стулья. Посуда полетела со столика.
