– А помните, как писал Белинский? – неожиданно спросил Долмат Фомич. – «Поэтические грезы господина Гоголя». Вот где поэзия. Ведь это, в самом деле, поэзия!
– И какая поэзия! – вздохнул профессор Скворлыгин. – Подождите, Долмат Фомич, у вас же есть, не дайте соврать, прижизненное издание «Вечеров»!
– Ну, это преувеличение, – скромно произнес Долмат Фомич. – Всего лишь титульный лист, и не более. Титульный лист со второго издания, сохранность очень хорошая... На нем стоит печать Союза рабочих крахмально-паточной и пивоваренной промышленности, украшение моей коллекции. Это восемьсот тридцать четвертого года издание, Гоголем переработанное.
– Но вышло оно, – заметил профессор, – в одна тысяча восемьсот тридцать шестом году.
– Да, но цензурное разрешение – тридцать четвертого года. Ноябрь месяц. Десятое ноября.
– И все-таки хотелось бы побольше стихов, настоящих стихов... Ямб... Хорей...
– Амфибрахий, – кивнул Долмат Фомич.
– Вот, например, в поэме Некрасова «Современники» упомянут салат. Чем не повод поговорить о холодных закусках?.. «Буду новую сосиску каждый день изобретать, буду мнение без риску о салате подавать»... Помните, Олег Николаевич?
Я не помнил.
– Ну как же... Конец первой части.
Нет, я не помнил. И даже не знал.
– Рекомендую.
– Фантастика!
«Фантастика» – это воскликнул Долмат Фомич – хлопнув себя ладонью по сердцу: он явно вспомнил о чем-то (только не по сердцу, а по месту пиджака, где внутренний карман):
– Фантастика! Вы удивитесь, друзья, но эта поэма... о которой вы только что упомянули, профессор... эта поэма – вот! – И, словно заправский иллюзионист, выразительно щелкнув пальцами, достал Долмат Фомич из внутреннего кармана небольшой томик Некрасова: Некрасов Н.А. Последние песни. М. : Наука, 1974 (эту книгу я потом изучил основательно, от корки до корки). – Каково? – спросил Долмат Фомич, торжествуя.
– Невероятное совпадение, – выдохнул профессор Скворлыгин.
– Да тут и закладочка, – обрадовался Долмат Фомич еще большему совпадению, – как раз на этом месте!
– Быть не может! – не поверил профессор Скворлыгин.
Долмат Фомич продекламировал:
«Слышен голос – и знакомый —
“Ананас – не огурец!”»
– Оно!
– Ну, это судьба, Олег Николаевич, это просто судьба! Берите, берите скорее, – Долмат Фомич сунул книгу в руку мне, молчаливо недоумевающему. – Многое вам придется обдумать, осмыслить... Это судьба!
Зазвенел колокольчик. Всех приглашали снова к столу.
Зоя Константиновна, которая села было за пианино, внезапно залилась громким неподражаемым смехом; радость переполняла ее.
