Оскар взглянул на Гитлера. Неужели отец должен был вставить в документ имя этого человека с измятой физиономией эстрадного пошляка?!
Гитлер, повидимому, понял, о чем думал Оскар.
- Чье бы имя ни стояло в завещании, - проговорил он, - главою государства буду я. Другое имя послужит только причиной больших осложнений внутри Германии. Неужели вы этого не понимаете?! - Гитлер понизил голос до хриплого шопота, так что его слова едва можно было разобрать. - Что бы он ни написал, там должно стоять мое имя!.. Мое!
Полковник молчал ошеломленный. Прежде чем он успел освоить смысл сказанного, Гитлер продолжал:
- Период Гинденбурга закончен. Тот, кто ставит на него, ставит на мертвеца. А я... - лицо его побагровело, - я могу завтра же, сегодня же, не выходя отсюда, сделать вас генералом или... или уничтожить!
Оскар передернул плечами и отвернулся. Гитлер продолжал выкрикивать:
- Вы военный! Вместе с армией вы будете двигаться вперед! Нас с вами будет связывать знание взятой на себя великой ответственности!
Да, это Оскар, понимал. От него зависело принять предложение этого крикуна, возродить армию, переиграть проигранную войну.
- Фельдмаршал-президент назвал в завещании... Папена, - негромко произнес Оскар.
Ни тени удивления не отразилось на лице Гитлера. Он стал сразу необычайно спокоен и высокомерно произнес:
- В своем дневнике вы можете сегодня записать: судьба Германии решалась в этой комнате... Теперь - к президенту!
Оскар направился было к двери, но Гитлер без церемонии взял его за рукав:
- Оставьте нас.
- Но...
- Не будьте мальчиком... генерал!
И Гитлер вошел в кабинет.
Гинденбург лежал с закрытыми глазами.
У ног умирающего, уронив голову на руки, сидела его невестка. Увидев ее, Гитлер бросил взгляд в сторону стоявшего в дверях Оскара. Тот послушно взял жену под руку и почти насильно увел из комнаты.
Дверь кабинета плотно затворилась.
Некоторое время Гитлер молча оставался в том самом кресле, в котором только что сидела невестка умирающего. Глаза Гинденбурга были закрыты. Гитлер осторожно придвинулся к изголовью и сунул руку под подушку. Он сразу нащупал большой конверт и потянул его. Конверт с подписями свидетелей был у него в руках. В первый момент Гитлер хотел его вскрыть, но удержался. Зачем? Он и так знает главное.
Гитлер сложил конверт вдвое и сунул во внутренний карман.
Хруст ломающихся печатей показался ему таким громким, что он испуганно взглянул на Гинденбурга. Один глаз старика был широко раскрыт, в нем отражался смертельный испуг. Над другим глазом только бессильно вздрагивало веко.
