Письмо | страница 30
Ни тревожной надежды, ни тайны, ни внутренней силы,
Хоть в горячих потёмках сошлись и совпали тела,
Хоть любовь замерцала в остывшей золе угольком…
Но приходит пора, когда быть молодым — некрасиво,
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком.
8
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком,
И с подружкой под ручку спешить переулком холодным,
И давиться любовью, как послевоенным пайком,
Но, вкусив молодой поцелуй, оставаться голодным.
И поспешно одевшись, сказав на прощанье: «Мерси»,
Убегать в никуда, растворяясь в осеннем тумане,
И, поймав на пустынной дороге пустое такси,
Озираться опасливо, словно Печорин в Тамани.
А вокруг темнота. Только лист вдоль дороги шуршащий,
Только ветер, шумящий в шатрах облетающих крон,
Да предутренний голос, усталой душе говорящий,
Что любви не догнал, не схватился рукою за стремя…
Кто бы ни был попутчик — шофёр или пьяный Харон,
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время…
9
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время
Не песочно-стеклянный бессмысленный катамаран.
Сокращаются сроки, беднеет на волосы темя,
А в глазах, как и прежде, ночует весенний дурман.
Не считаются чувства с неловкой усталостью плоти,
Как чужие, живут на харчах и довольстве твоём
Ты едва поспешаешь в мелькающем водовороте
И качели, скрипя, пролетают земной окоём…
А водитель опять закурил голубой «Беломор»
И нашарил приёмник тяжёлой мужицкой рукою.
Говорили о спорте: Пеле… Марадона… Бимон…
А я думал о том, что не надо судьбу ворошить,
Что покрой бытия, да с подкладкой своей роковою —
Не кафтан, и судьбы никому не дано перешить…
10
Не кафтан — и судьбы никому не дано перешить —
Этот мир, что надет на тебя поначалу на вырост
И просторен вполне, но потом начинает душить
Воротник и потёртый пиджак, из которого вырос.
Ни вольготно плечом повести, ни спокойно вздохнуть —
И в шагу, и под мышками режет суровая складка.
И уже не фабричная ткань облегла твою грудь
И запястья твои, а сплошная кирпичная кладка!
Впрочем, это гипербола выгнула спину дугою,
И кирпичный костюм — вроде сказочки Шарля Перро.
Видно, время прошло и, возможно, настало другое,
Непонятное мне… И куда-то уходит горенье
Суматошного сердца, и падает на пол перо,
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье…
11
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье —
Не вина, а беда беспробудных ваньков и марусь.
Безрассудному пьянству не буду искать объясненье,
Но насколько оно безрассудно, сказать не берусь.
В этой слякоти дней, в этом скучном ничтожестве быта,