— Разрешите, — присаживаясь возле меня, начал связной. — Нашел я штаб 79‑й бригады, разговаривал с капитаном третьего ранга Никульшиным и, как вы наказывали, доложил обстановку, мол, группа раненых бойцов и командиров… оружия мало, патронов нет… Товарищ Никульшин приказал объединиться с моряками 9‑й бригады и прорываться из окружения.
Легко сказать «объединиться», но как это сделать с горсткой почти безоружных бойцов?
Внезапно над нами взвилась красная ракета. Со стороны гитлеровцев началась учащенная стрельба.
— К прорыву!
Бойцы стремительно выскакивали из кювета и исчезали в темноте.
— Вперед, за Родину!
— Ура–а–а! — кричали на флангах.
Мы бежали вперед, натыкаясь друг на друга. Гремели разрывы гранат. В ночной темноте трудно было управлять боем. Но, очевидно, бойцов толкало вперед неудержимое желание смять врага, прорваться. Они сами знали, что делать.
— Даешь, товарищи, прорыв! — кричали справа от меня.
— Смерть фашистам! — слышалось слева. Мы падали и снова поднимались, бежали в самое пекло боя, где неумолчно трещали автоматы и пулеметы.
Вдруг впереди раздался взрыв. Еще один, еще. Меня швырнуло на землю. Я услышал: «Минное поле, товарищи!».
Очнувшись, увидел: прямо на меня бежали люди, а впереди сплошной стеной вспыхивали огоньки выстрелов. Эти вспышки слепили глаза, я попытался подняться, но кто–то силой придавил меня к земле.
— Ложись! Видишь, сплошной заградительный…
— Отходят! — негромко заметил другой голос.
Позади нас грохотали разрывы вражеских снарядов.
Танки огненной стеной опоясали поле.
Кто–то упал рядом.
— Прорваться невозможно, — прохрипел он. В горле у него клокотало-—Майор убит, передайте, что я ранен…
— Товарищи, отходите! — скомандовали справа.
По спине поползла теплая струйка. «Наверно, лопнул шов незажившей раны», — мелькнула мысль. Кружилась голова. К горлу подступила тошнота. Сказывалось крайнее напряжение, голод, бессонные ночи…
Я все же добрался до берега и свалился, щека коснулась влажного песка. Это было последнее мое ощущение.
Толчок в голову заставил меня открыть глаза и сесть. «Неужели уснул?» — подумал я и посмотрел на часы. Было шесть утра. Значит, я пролежал несколько часов на мокром утоптанном песке. Кругом лежали и стояли люди, стонали раненые. Где же моя группа?
Необычной была эта мертвая тишина на берегу. Ни одного выстрела. Не слышно и шума самолетов. Изредка доносились возбужденные голоса:
— Попали в мышеловку.
— Теперь не уйти отсюда…
— Смотрите, немцы!
