Жизнь моя — граница. Рассказы пограничника | страница 11



Наконец-то я отметил: остался один патрон, надо заставить врага сделать последний выстрел и тогда смело идти на схватку с ним. Но лазутчик не сделал этого последнего выстрела, а, пригнувшись, перебежал к ближайшему дереву, от него — к другому.

— Стой! — теперь уже не таясь, я выскочил из укрытия. На ходу дважды выстрелил в ноги, и лазутчик сначала припал на одну, стал ее волочить, а затем рухнул наземь. Но лежа, он сумел развернуться и послать пулю в меня.

Шлем с головы как ветром сдуло.

— Ингус, вперед! — крикнул я, так как другого выхода не было. И раненая овчарка прибежала на мой зов. Ей было трудно передвигаться, но она не могла не подчиниться воле хозяина. Секунда — и Ингус впился в шею диверсанта.


Послышался шум борьбы: трещали кусты, рычала овчарка, ругался и вскрикивал от боли лазутчик.

— Убери собаку, — наконец захрипел диверсант, пытаясь руками оторвать ее от себя. Но хватка у Ингуса была мертвой.

— А Ингусу разве не больно? — хотелось мне сказать диверсанту, но я сдержался. Зачем сводить счеты? Нужно освободить лазутчика от овчарки, иначе этот поединок печально закончится для него.

— Ингус, ко мне! — овчарка медленно разжала зубы, словно сожалея, что ей не дали расправиться с диверсантом, и подошла ко мне, злобно посматривая на здоровенного детину и облизывая раненый бок.

Связав нарушителя, я снял нательную рубашку, разорвал ее и перевязал овчарку.

— Отдохнем, дружок, — ласково потрепал Ингуса, — поработали хорошо. И понесем его, — кивнул я на лазутчика, — идти он не может.

ВПЕРВЫЕ БЕЗ ИНГУСА

Овчарка вышла из строя. Простреленные бока заживали медленно, и я беспокоился: все ли обойдется благополучно? Похудевшая собака почти не поднималась. В золотистых глазах, обрамленных длинными ресницами, таились боль и тоска. Ингус смотрел на меня так, как будто извинялся: мол, прости, что болезнь затянулась, а так мне хочется снова с тобой шагать по дозорной тропе.

Начальник заставы не беспокоил меня, и я все время проводил около своего четвероногого друга.

Но как-то дежурный по заставе осторожно тронул меня за плечо:

— Срочно к командиру!..

— До свидания, дружок! — я погладил Ингуса, шепнул ему на ухо: — Не скучай, — вскочил, одернул гимнастерку, поправил на голове фуражку и пошел в канцелярию.

Офицер Усанов поднялся из-за стола, шагнул навстречу, коротко, но сильно сдавил мою ладонь и, словно извиняясь за неожиданный вызов, сказал:

— Понимаю ваше состояние, товарищ Карацупа, понимаю, — повторил он, — но дело требует, нужно идти на границу. Ночь будет тревожная…