– Завтра купим мандарин и разных конфет, и донарядим ёлку, – сказала мама, ни к кому в отдельности не обращаясь.
– Тамар! У меня возьми 25 рублей на это, – сидя в это время на стуле и глядя на нашу работу, обратилась к матери баба Катя.
Отец, сидя на стуле и читая газету, не принимая больше никакого участия в наших задачах, покуривал папиросу. Самое время сказать, что подавляющую часть женской работы по дому делала моя мать; баба Катя помощницей ей была слабоватой, – только по необходимости; отец – вообще никогда не путал женскую работу с мужской, которой занимался, как правило, там, где трудился за зарплату (по профессии он был экскаваторщиком).
На следующий день (а день был, как оказалось, самым кануном Нового года; а также он, день этот, был ещё, очевидно, выходным для матери, а для отца – совершенно не помню) мы с мамой сразу же после завтрака пошли в продуктовый магазин – магазины и купили, в частности, мандарины и разнообразные конфеты для нашей новогодней ёлки. Здесь следует чуть – чуть остановиться, дабы вкратце рассказать об одном своём, чётко сохранившимся в моей памяти, забавном капризе – бескомпромиссном детском протесте, выражавшемся в абсолютном неприятии шерстяных вещей, если они одевались без поддёвки или подкладки на моё тело. «Кусается! Кусается!» – можно сказать, кричал я в таких случаях маме и тут же снимал быстро ту шерстяную вещь, которую она, мама, на меня надевала (как правило, речь шла о свитере; главным образом, – он «кусался»).
– «Кусается?» – моим же языком спрашивала та.
Пытаясь всё какое-то время отучить меня от этого моего каприза, мама делала вид, что никак не поймёт его, мой каприз. – Тогда – на, поддень нижнюю рубашку. Вначале думая, что поддевания нижней, нательной рубашки будет вполне достаточно, я тут же надевал её. Однако почти сразу понял, что нижняя рубашка, которая была без воротника, полностью не спасает от – нестерпимых для меня – колкости и «кусания», которые создают шерстяные вещи.
– «Кусается!» – вновь объявлял я маме.
– Где «кусается?» – сдержанно спрашивала она.
– Вот здесь, вот здесь, – с нетерпением отвечал я, пытаясь смаху, рукой, вроде как бы оторвать – растянуть ворот свитера, который изнутри касался моей шеи.
– Подожди, сейчас дам, – говорила мама.
Через минуту она уже устраивала мне – между этим воротом и шеей – подкладку из какой-то мягкой материи. Вообще маме надоел однажды этот мой бесконечный – в холодное время года – каприз, и она «насовсем» пришила нитками к моему свитеру, там, где он касался моей шеи, мягкую, байковую подкладку.
