Тяжелое раздумье окутывало чело нашего дирижера. Его мрачность, наша тревога за него, уважение и даже любовь к нему — все это заставляло наши нервы звенеть, как натянутые струны рояля.
— Хоть бы он сел, — прошептал я. — Прямо не могу.
Я стоял, втиснутый между приятелями — Хьюи и Чарли. Чарли согласно кивнул и прищурил темные глаза.
— Знаешь, Бен, на кого он похож?
— Нет. На кого?
— На большую оплывшую свечу. С ногами.
Он был прав. На стенах кабинета мистера Кеммельмана мы видели потускневшие от времени фотографии солидного молодого человека с широким и грубоватым, будто высеченным из камня, лицом. Темные, слегка выпуклые глаза с тяжелыми веками придавали ему обманчивое сходство с прикрывшей от усталости глаза гончей, лицо обрамляли густые вьющиеся волосы рыжевато-каштанового цвета. Прошедшее с той поры время подействовало на этого человека так же, как действует огонь на толстую сальную свечу. Подбородок сполз к воротнику, складки у рта напоминали восковые слоистые подтеки. Дряблые щеки свисали, под глазами образовались мешки, а сами глаза, казалось, вот-вот скатятся с лица. Лоб был гладкий и чистый, как валун, отшлифованный ветром и дождями. Весь его вид и эта ходьба туда-сюда создавали впечатление подавленной энергии. Я представил, как он спешно пытается завершить все свои дела до конца дня, перед тем как запузыриться и стечь на пол, превратившись в бесформенную лужицу воска.
— На свечку? Тебе так кажется?
— Ага, — сказал Чарли, расправляя обшлага форменной куртки. — Представь, что у него волосы горят, и поймешь, о чем речь.
Хьюи стал что есть силы царапать лицо и дико закатил глаза.
— Помогите! Я плавлюсь, пла-а-влюсь! А-а-а-а!!!
Наш приятель Блин из следующего ряда захихикал и обернулся. Он был помладше остальных ребят и особо не участвовал в наших разговорах, но посмеяться — только палец покажи. Мы все любили его, считали своим талисманом. Он смеялся сейчас так заразительно, что я и несколько других ребят тоже не могли сдержаться.
Мистер Кеммельман посмотрел на нас недовольно.
— Сосредоточьтесь, джентльмены, — произнес он свистящим шепотом. — Дело серьезное. Не расслабляйтесь.
Он окинул нас холодным взглядом и снова зашагал, предварительно оглянувшись вокруг, будто боялся, не услышал ли кто его замечаний.
Мы замолчали, пристыженные.
Всем нам тогда едва исполнилось десять лет.
Игра духового оркестра завершилась неожиданным мощным взрывом фанфар, и эхо прокатилось по окрестностям — громкое, как от ружейного выстрела. Не успели оркестранты в белых перчатках поставить свои инструменты, как толпа разразилась шквалом аплодисментов — бурных, как порыв зимнего шторма.
