Ручной терминал еще немного высвобождается из-под ткани кармана. Соломон совершенно уверен, что на бедре останется синяк шириной в футляр. Все равно. Он вспоминает, оставил ли включенной голосовую активацию, а если да, не слишком ли деформирована гортань, опознает ли программа искаженный перегрузкой голос. Если нет, придется включать вручную. Расслабляться нельзя – сразу накатывает обморок, но помнить об этом все труднее. Умом он понимает, что кровь отливает к спине, накапливается в затылочных частях мозга, заливает почки. Он достаточно интересовался медициной, понимает, к чему это ведет, да что толку? Терминал почти свободен, лежит в ладони.
Корабль вздрагивает, на экран выскакивает предупредительная надпись. Буквы янтарного цвета должны бы складываться в текст, только ему не разобрать. Взгляд не фокусируется. Будь предупреждение красным, неполадка запустила бы отключение двигателя. Он выжидает несколько секунд в надежде, что неисправность усилится, но нет – яхта у него прочная. Хорошая конструкция, хорошее исполнение. Он снова переключает внимание на ручной терминал.
Кэйтлин сейчас должна быть в норе. Затевает ужин и слушает новости о кризисе на верфях. Если подать запрос на связь, она ответит. Он вдруг пугается мысли, что Кэйт подумает, будто он просто сел на свой терминал. Несколько раз окликнет по имени, засмеется и сбросит соединение. Когда она ответит, обязательно надо выдавить хоть какой-то звук. Пусть даже заговорить не удастся, она поймет: что-то случилось. Он тысячу раз набирал вызов не глядя, но сейчас все иначе, и мышечная память отказывает. Какой этот терминал тяжелый! Ладонь болит, словно по ней молотком били. И живот болит. В голове расцветает агония, какой он и вообразить не мог. Ничто в его положении не радует, кроме мысли, что он победил. Сражаясь с терминалом, Соломон в то же время прикидывает, что это даст на практике. При такой эффективности двигателя корабль может весь рейс делать под тягой. Разгоняться до срединной точки маршрута, потом, отключив двигатель, перевернуться и пройти оставшиеся полпути на торможении. Даже привычная для марсиан треть g означает не только сокращение полетного времени, но и конец проблемам долговременной невесомости. Он пытается подсчитать, сколько займет полет к Земле. Не получается. Все внимание терминалу.
Топология кишок резко меняется, и терминал теперь лежит на наклонной плоскости. Он начинает съезжать, а у Соломона нет сил его поймать – да и не успеть. Терминал уже сполз к боку, упал на кресло – всего на несколько сантиметров. Он пытается приподнять левую руку, пришпиленную тяжестью рядом с ухом, но рука не движется. Совсем не движется. Даже не напрягается в ответ на мысленный приказ.
