Я со вчерашнего дня безуспешно хотела поговорить с Пьерантонио, но тут, когда мы, воспользовавшись хорошей погодой, вышли в сад пить кофе после обеда, он загнал меня в угол. Мой брат утратил свой всегдашний цветущий вид. Под глазами у него были темные круги, а на лбу прочертились морщины. Он взглянул на меня в упор и довольно резко схватил за запястье.
— Почему ты работаешь с капитаном Глаузер-Рёйстом? — без предисловий выпалил он.
— Откуда ты знаешь, что я с ним работаю? — удивленно ответила я.
— Мне сказала Джакома. А теперь отвечай на мой вопрос.
— Я не могу тебе ничего рассказать, Пьерантонио. Это связано с тем, о чем мы говорили в прошлый раз, на именинах отца.
— Я уже не помню. Освежи мне память.
Я растерянно повела свободной рукой, повернув ее ладонью кверху.
— Что с тобой, Пьерантонио? Ты с ума сошел, что ли?
Будто очнувшись от сна, брат ошеломленно взглянул на меня.
— Прости, Оттавия, — пробормотал он, выпуская мою руку. — Я разнервничался. Извини.
— Но почему ты разнервничался? Из-за капитана?
— Прости, забудь об этом, не обращай внимания, — ответил он, отходя в сторону.
— Иди сюда, Пьерантонио, — скомандовала я серьезным и повелительным тоном; он резко остановился. — Ты никуда не уйдешь без объяснения.
— Крошка Оттавия бунтует против старшего брата? — с веселой улыбкой пошутил он. Но я не засмеялась.
— Говори, Пьерантонио, а то я на самом деле рассержусь.
Он очень удивленно посмотрел на меня и, снова нахмурив лоб, сделал два шага в мою сторону.
— Ты знаешь, кто такой Каспар Глаузер-Рёйст? Знаешь, чем он занимается?
— Знаю, — ответила я, — что он состоит в швейцарской гвардии, хоть и работает в церковном трибунале, и что он координирует расследование, в котором я принимаю участие как палеограф тайного архива.
Мой брат тяжело покачал головой.
— Нет, Оттавия. Не заблуждайся. Каспар Глаузер-Рёйст — самый опасный человек в Ватикане, черная рука, выполняющая постыдные дела церкви. Его имя связано с… — Он резко остановился. — Вот это да! Как это моя сестра работает с типом, которого боятся и небо, и земля?
Я превратилась в соляную статую и не могла никак отреагировать.
— Что скажешь, а? — не унимался брат. — Теперь ты не можешь дать мне объяснение?
— Нет.
— Ну, значит, разговор закончен, — подытожил он, повернулся и направился к группе людей, беседовавших вокруг садового стола. — Осторожно, Оттавия. Этот человек не такой, каким кажется.
Когда я смогла прийти в себя, я заметила вдалеке фигуры матери и Фарага, занятых оживленной беседой. Я пошла в их сторону неуверенным шагом, но на полпути дорогу мне перекрыла исполинская громада капитана.
