— За пару дней, — продолжал свой рассказ Глаузер-Рёйст, — в поисках чего-нибудь, связанного с эфиопом, мы с профессором обшарили монастырь сверху донизу. Присутствие семи крестов на юго-западной стене начало утрачивать для меня всякий смысл. Я стал подумывать, не идет ли речь о какой-то глупой случайности и не продвигаемся ли мы в ошибочном направлении. Но на третий день… — его лицо расплылось в ослепительной улыбке, и он обернулся к профессору, ища его подтверждения. — На третий день нас наконец представили отцу Сергию, заведовавшему библиотекой и музеем икон.
— Монахи очень осмотрительны, — почти шепотом пояснил профессор. — Это чтобы вы поняли, почему они заставили нас два дня ждать, прежде чем показали свои самые ценные сокровища. Они никому не доверяют.
Тут я взглянула на часы: было три часа утра. Я больше не могла, даже после двух чашек кофе. Но Кремень сделал вид, что не заметил моего жеста и не видит моего усталого лица, и непоколебимо продолжал:
— Отец Сергий зашел за нами около семи вечера, после ужина, и повел нас по узеньким улочкам монастыря, освещая дорогу старой масляной лампой. Это был толстый молчаливый монах, и вместо черной камилавки, как у всех, на нем была остроконечная шерстяная скуфейка.
— И он постоянно теребил себя за бороду, — добавил профессор, словно это его очень рассмешило.
— Когда мы подошли к библиотеке, монах вытащил из складок рясы железное кольцо, увешанное ключами, и стал открывать замок за замком, пока не открыл все семь.
— Снова семь, — вырвалось у меня в полудреме, потому что на ум мне пришли буквы и кресты Аби-Руджа.
— Двери открылись с сильным скрипом, и внутри было темно, как в волчьей пасти, но хуже всего был запах. Вы даже представить себе не можете… Просто тошнотворный.
— Пахло гнилой кожей и старым тряпьем, — уточнил Босвелл.
— Мы пошли в темноте между рядов стеллажей, заставленных византийскими манускриптами, и их выделенные сусальным золотом буквы искрились в свете лампы отца Сергия. Наконец мы остановились перед стеклянным шкафом. «Здесь мы храним некоторые из самых древних кодексов. Можете смотреть все, что хотите», — сказал нам инок. Я думал, он шутит — ведь ничего не было видно!
— Кажется, именно тогда я обо что-то споткнулся и ударился об угол одного из этих старых шкафов, — заметил профессор.
— Да, это было тогда.
— И тогда я сказал отцу Сергию, что если они хотят, чтобы иностранный гость дал им свои деньги на реставрацию библиотеки… — он напряженно кашлянул и снова поправил очки, — они как минимум должны показать ему все в нормальных условиях: при дневном свете и без такой таинственности, и тогда отец Сергий сказал мне, что они должны беречь манускрипты, потому что их уже обворовывали, и что мы должны ценить, что нам показывают самые ценные сокровища монастыря. Но поскольку я продолжал протестовать, в конце концов инок отошел в угол и нажал на выключатель на стене.
