Нет. Может, одиночество и имеет свои мрачные стороны, но хотя бы избавляет от самоистязания.
И поприще свое я избрал, руководствуясь теми же соображениями. Ходить на работу в битком набитое людьми присутствие, сидеть бок о бок с такими же, как я, сотрудниками, облаченными в белые сорочки, и писать, печатать на машинке или предаваться размышлениям в обстановке товарищества — это не для меня. В работе я тоже предпочитаю уединение и вот уже восемь лет занимаюсь изысканиями на вольных хлебах. Среди потребителей моих услуг немало писателей, ученых и телевизионных продюсеров, по заказам которых я обшариваю местные библиотеки в поисках тех или иных необходимых им сведений.
Итак, в тридцать один год я — убежденный холостяк, полузатворник, страдающий всеми недугами, проистекающими из сидячего образа жизни. У меня округлая спина, округлое брюшко, округлый лоб и круглые очки на раз и навсегда округлившихся глазах. Кажется, сам того не ведая, я нашел способ коротать десятилетия и дотяну таким манером от двадцати до пятидесяти, а уж там пусть себе серые годы тихо текут мимо, и ничто не потревожит этого спокойного хода времени, разве что мошенники, то и дело обувающие меня на десятку и бредущие дальше своей дорогой.
Так думал я до пятницы 19 мая, когда мне позвонил стряпчий по имени Добрьяк. И звонок этот круто изменил всю мою жизнь, едва не положив ей конец.
В рамках усилий по сведению на нет или хотя бы сокращению объема моего брюшка я, в частности, увлекся пешими прогулками и при каждом удобном случае старался передвигаться на своих двоих. Поэтому в субботу утром я вышел из дома на Западной девятнадцатой улице с твердым намерением прошагать всю дорогу до Восточной тридцать восьмой, где располагалась контора человека, назвавшегося стряпчим по имени Добрьяк. По пути я сделал одну остановку и заглянул в аптеку на углу Западной двадцать третьей и Шестой авеню, где приобрел кисетик трубочного табаку.
Прошагав примерно полквартала на север по Шестой авеню, я вдруг услышал за спиной: «Эй, вы!» и обернулся. Ко мне размашистой поступью приближался рослый и довольно мощно сложенный человек. Он знаком велел мне оставаться на месте. Человек был облачен в черный расстегнутый пиджак и пузырившуюся на поясе белую рубаху, на шее у него болтался тисненый бурый галстук.
Незнакомец напоминал отставного морского пехотинца, только-только начинавшего обрастать жирком.
Подойдя ко мне, он спросил:
