На этот раз ребята провожают Игоря до главной улицы.
— Ну, пока! — говорят они друг другу. В который раз?!
— Ну, мы проводим тебя до угла, — говорит Мишка.
И они доходят до угла квартала. Глядят на машины, которые проскакивают мимо, на прохожих, занятых и спешащих, которые торопятся домой, насидевшись в своих учреждениях, на сумерки, которые густо затягивают улицы, на огни, что как звезды вспыхивают повсюду. Они не глядят только друг на друга. Они идут — это предлагает Леночка — до следующего квартала. Стоят… Леночка держит Игоря за руку. Наташка, вредная Наташка, — за другую. Мишка не может позволить себе таких сантиментов. И доходят они до самых дверей нового дома Вихровых. Тут их встречает мама Галя.
— А я беспокоилась, — говорит мама. — Поздно уже! A-а, ребята, вы проводили Игоря? Вот хорошо! Ну, дайте я вас поцелую. Вот так! Увидимся не скоро! Своей маме скажите, что я ей напишу. Спасибо вам! Вот это настоящие друзья!..
На прощанье сейчас уходит совсем мало времени. Ребята неловко пожимают руки. Мишка вдруг сумрачно говорит Игорю:
— Вот уезжаешь ты в незнаемые края. Всякие там люди будут. Ты не дружи ни с кем, Игорь! Приезжай скорее.
— Ладно. Ни с кем не буду, — обещает Игорь. — А ты тоже!..
— Ага. Я тоже, — отвечает Мишка, чувствуя себя очень неловко.
О, первая клятва! Ее нелегко произносить — слова прилипают к языку, они застревают где-то в горле и выглядят неуклюже и грубо…
— Пусть только попробует с кем-нибудь дружить, я ему глаза выцарапаю! — свирепо говорит Наташка, услышав эту клятву.
И вот Игорь шагает вверх по своей нескончаемой лестнице. Да будет ли ей когда-нибудь конец? И что это за напасть — столько ступенек наделать? Можно было бы устроить какой-нибудь закидыватель. Ты становишься на него, раз — и готово. Это Мишка придумал.
А Мишка шагает со своими сестренками по вечерней улице. Они идут молча и не потому, что им сейчас достанется — обед давно на столе и сердитый отец молча сидит за столом, ожидая их и не притрагиваясь к еде, — совсем не потому. Наташка то и дело спотыкается. Мишка невольно глядит на нее.
— Что ты на ровном месте спотыкаешься? — говорит он.
— Спотыкаюсь, спотыкаюсь! — плаксивым голосом говорит Наташка и обращает мокрое лицо к брату. — И вовсе я не спотыкаюсь! Это ты сам спотыкаешься! Ты сам спотыкаешься… Вот!
Вредная Наташка плачет. Слезы застилают ей глаза, и она ничего не видит перед собою, кроме расплывающихся, в радужных кляксах, огней впереди.
