Не может быть. Но не испарился же он! Смотрю вниз. Там в яростном вихре кружится мой коварный любимец. Взметнулся огромный столб пыли. Самолет упал прямо в городок.
А меня-то куда несет? В озеро? Стараюсь припомнить действия парашютиста на воде. Хотя нет, видать, сяду вон на тот лес. Только бы не шарахнуло о дерево. Черт те что: в штиль никак не рассчитаешь. Озеро и лес уже позади, а я все еще парашютирую.
Приземлился на картофельном поле. Просчитался малость, упал, не успев погасить купол парашюта. Подбежали два молодцеватых красноармейца, помогли встать.
— Не знаете, где упал самолет? — спрашиваю.
— Знаем, — отвечают почти одновременно. — Возле детской площадки.
— Детской?!
— Да вы не волнуйтесь. Там никого не было. Мы вот к вам побежали, а другие хлопцы самолетные обломки осматривают, второй-то летчик, может, жив еще.
— Второго летчика, братцы, не было.
— Как так не было? — недоумевают они.
— Так вот и не было. Это одноместный самолет.
— Фу ты, а мы думали, второй-то не успел выпрыгнуть с парашютом. Жалели его очень…
Вместе с красноармейцами спешу к месту падения самолета. Груда обломков и толпа любопытных. Какие-то парни силятся приподнять центроплан.
— Не ищите, — обращается к ним один из возвратившихся со мной красноармейцев. — Другого летчика не было.
— Слава те господи, — крестится сухонькая старушка.
Тяжко расставаться с любимым человеком. Тяжело прощаться с самолетом, в который ты так верил, в создание которого вложил свои знания и частицу сердца. Поднял я с земли какую-то железку и сунул в карман — на память.
Вечером ко мне на квартиру позвонил Климент Ефремович Ворошилов, справился о здоровье, пожелал скорейшего восстановления «летной формы».
Комиссия, расследовавшая аварию, установила — все расчеты на прочность конструкции самолета были правильными. Но вот башмак — узел стабилизатора — на этой машине поставили не из фрезерованного, а из литого металла. В литье оказались поры. При пикировании самолета на максимальной скорости башмак не выдержал нагрузки и сломался. Самолет остался без хвоста, потерял управляемость и, вращаясь вокруг своей оси, ринулся к земле, увлекаемый работающим на всю мощь мотором.
Мотор не подвел. Опасность нагрянула из-за другого угла.
Когда у самолета оторвало хвост, произошел рывок с огромной отрицательной перегрузкой, и я мгновенно потерял сознание. Привязные ремни лопнули, а огромная обратная перегрузка, как катапульта, вышвырнула меня из кабины. Если бы я заранее не открыл фонарь, вряд ли мой череп остался бы цел.
