…Мы заняли свои места в кабине. Чкалов как бы между прочим спросил:
— Истребитель?
— Истребитель.
— Тогда поехали.
На взлете Валерий Павлович плавно прибавил оборотов обоим моторам, и тяжелая машина легко, без напряжения поднялась в воздух. За штурвалом Чкалов сидел спокойно, словно за чашкой чая. «Оно и понятно, — подумал я, — к чему волноваться: бомбардировщик устойчив в воздухе, не вильнет, не кувыркнется, как ястребок…»
Совершенно неожиданно самолет вошел в глубокий вираж. А до земли было метров триста, не больше. Безупречно выполнив несколько фигур, Чкалов резко поднял нос корабля, плавно убрал газ и перевел машину в крутое пикирование. Что он делает, черт! Земля стремительно приближается. С беспокойством и укором смотрю на своего инструктора: мы ведь не на истребителе! А он «пьет чай».
Вот уже до земли не более пятидесяти метров…
Деревенские домишки, разрастаясь, лезут в глаза. Еще секунда — и…
Взревев моторами, самолет рванулся вверх, легко развернулся и перешел в горизонтальный полет.
В голове у меня — сумбур. Бомбардировщик, а такой маневренный! С восхищением смотрю на Чкалова.
— Понял? — спрашивает он, широко улыбаясь. В ответ согласно киваю головой.
— Давай сам.
Так сразу? А инструктор уже полностью освободил штурвал:
— Ну!
Высота — триста метров. Закладываю не менее глубокие виражи, потом поднимаю нос самолета, плавно сбрасываю газ и по-чкаловски энергично бросаю машину в пикирование. Кажется, не самолет несется вниз, а сама земля мчится ему навстречу. Не ощущаю ни громадных размеров, ни тяжести корабля. Высота уже сто пятьдесят, сто метров… Пора! Самолет пружинисто ломает кривую полета и взмывает вверх.
— Хорошо! — по-волжски окая, одобрил Валерий Павлович. — Понял. Иди на посадку.
После второй посадки Чкалов освободил командирское кресло, и лицо его снова расплылось в улыбке.
— Лети сам, — сказал он. — Мне тут делать нечего.
Так я стал летать на тяжелых воздушных кораблях.
Предвзятость к ним как рукой сняло. Уверовал в громадные машины, полюбил их, хотя они и не всегда отвечали взаимностью.
Во многих воздушных передрягах пришлось побывать мне за долгую летную жизнь. Не раз земля неудержимо неслась навстречу моему покалеченному самолету. В такие моменты всегда вспоминались чкаловские «крестины». И сразу прибывало сил, мгновенно остывал возбужденный мозг, быстро возникало единственно верное решение.
Полет с В. П. Чкаловым открыл мне дорогу в большую авиацию, в бескрайнее небо, круто изменил мою летную судьбу. Я навсегда стал военным летчиком-испытателем.
