— Вот, господа, портрет моей жены, она издали нехороша, но зато чем ближе, тем лучше, — говорил он осипшим голосом, показывая поясной портрет сверхъестественно уродливой бабы. — А какой, расскажу я вам, она намедни пирог удружила! Снизу подопрело, сверху подгорело, с боков сырое тесто, а внутри пустое место! Пирог-то в печь сажали на дрожжах, а выволакивать его пришлось на вожжах!
Толпа отвечала веселым хохотом. Воспользовавшись ее расположением, «дед» заключил:
Ну, робята, неча все торчать у карусели,
Заходите сюда поглазеть, как танцуют мамзели!
Федя знал, что вот-вот начнет смеркаться, и колебался: куда пойти — в балаган иди на карусели? И словно в ответ на эти колебания раздался новый голос:
Эй вы, парни, девки и молодки,
Идите покататься на лодке!
Наш хозяин рублики
Охоч собирать с публики…
В балаганах Федя бывал ежегодно — в последний раз он видел здесь представление с маленькой бразильской обезьянкой Жако. Игравший обезьянку актер смешно кувыркался, и Федя весело смеялся. Однако несколько позже в жизни Феди произошло другое событие, и удовольствие, доставленное обезьянкой Жако, сразу померкло — родители взяли его и Мишу в настоящий театр.
Давали «Разбойников» с Мочаловым в главной роли Карла Моора.
Долго еще Федя видел чудное, бледное, орошенное слезами лицо Карла, его метавшие молнии глаза, его напряженную, сильную жестикуляцию; долго еще в памяти его звучал мощный, великолепный голос; долго еще он мелко-мелко дрожал, вспоминая крик: «Прочь, злодеи! Прочь!» И теперь еще он не вполне оправился от пережитого потрясения и, случись, в минуты оживления становился молчаливым и рассеянным; тогда маменька беспокойно спрашивала его, что с ним, но даже ей он не признавался, что вслушивается в звучащий в его душе неподражаемый голос…
Вот и в эту минуту, колеблясь между балаганами и каруселями, он вновь услышал этот голос, вновь увидел так запомнившееся ему лицо с резко сменяющими друг друга выражениями ненависти и любви, гнева и презрения, радости и отчаяния и… решительно свернул к ярко раскрашенным каруселям. Он и сан не понимал, почему так поступил, почему не захотел или не смог сейчас смотреть Жако, бразильскую обезьянку, или что-нибудь в том же роде.
Подойдя к каруселям, он заплатил грош и уселся на лошадку с жесткой гривой. Но вскоре ему наскучило крутиться на одном месте, да и лошадка вблизи была совсем не такой красивой, как издали, и сидеть на ней было неудобно. Дождавшись остановки. Мальчик побежал к качелям. Но качели взлетали так высоко, что ему стало страшно, да и катались на них взрослые или парни не меньше пятнадцати — шестнадцати лет. Мальчиков Фединого возраста не было ни одного; и все же ему страстно захотелось на качели.
