Третий день он путешествовал на перекладных. «Мерседес» стоял на ремонте. Полетел правый рычаг подвески на переднем колесе и оба амортизатора. Триста километров каждый день по разбитым дорогам выходили боком. Впрочем, и возраст машины – пятнадцать лет – тоже был почтенным. Мастер обещал окончить работу к четвергу. Остатка тарасовских денег должно было хватить, чтобы рассчитаться за ремонт.
Пройдя квартал, Дима как бы невзначай обернулся, чтобы окончательно развеять глупые фантазии о слежке. Соблюдая дистанцию в пятьдесят метров, два охранника молча следовали за ним.
Дима пошел быстрее. Жир на груди и животе неприятно запрыгал, отбивая каждый шаг.
Он шел по улице, куда глаза глядят, стараясь, чтобы со стороны его движение выглядело направленным. Ребята сзади должны думать, что он идет за деньгами и точно знает куда.
– Сволочи, – оглядываясь назад, пробормотал под нос Дима, чувствуя, как пот течет по внутренней стороне левого бедра. «Должно быть, трусы уже промокли, – подумал он. – Скоро на штанах проступит темное пятно, как будто я обмочился».
Охранники уверенно продолжали преследование, сохраняя дистанцию и, похоже, не беспокоясь о конспирации.
Дима прошел еще два квартала и сбросил темп втрое. Прогулочным шагом он подошел к перекрестку. Светофор заморгал зеленой фигуркой человека, и Дима рванул через дорогу.
Автомобильный поток двинулся, отрезав преследователей от него.
До этого последний раз Дима бегал на уроке физкультуре. Полтора километра за двенадцать минут были не только худшим результатом в классе, но и, по мнению физрука, абсолютным антирекордом школы.
Он повернул за угол и очутился на безлюдной улочке с тополями по обе стороны дороги. Частные дома – ни подворотен, ни подъездов. Выигранные десять секунд стремительно таяли. Шансы скрыться от преследователей, поднажав на педали, были нулевыми.
Вдоль тротуара шла широкая сточная канава. Она упиралась в автодорогу и широкой бетонной трубой уходила в землю.
Выбирая между сломанными ребрами и грязными штанами, Дима выбрал последнее.
Грязная жижа заполнила кроссовки. Он представил, сколько разбитых бутылок должна была хранить в себе эта грязь, и сжал губы. От сероводорода ком тошноты подкатил к горлу, а из глаз потекли слезы. В глубине трубы наверняка нечем дышать. Он решил, что десяти шагов внутрь будет вполне достаточно. Один, два, три… Стало темно. Уличный шум затих. Остался только шум колес проезжающих над головой автомобилей. Иногда колесо попадало в выбоину в асфальте, и Дима слышал глухой удар, эхом разносившийся по трубе…Четыре, пять. На шестом он споткнулся обо что-то лежавшее поперек и упал, вытянув перед собой руки. Пальцы наткнулись на скользкое препятствие и тут же провалились в него. Тухлая вонь, перебив запах канализации, ударила в нос. Он задохнулся и закашлял.
