Джим Джармуш. Стихи и музыка | страница 74



Бывший счетовод, ставший убийцей, исчезает, растворяется в пространстве, словно табачный дым. Кажется, будто этот дым, ядовитый и галлюциногенный, пропитывает пространство фильма и организует сам его неторопливый ход. Каждый эпизод – одна затяжка; между ними – затемнения, по-киношному ЗТМ, напоминающие метод раннего Джармуша («Страннее, чем рай») и предсказывающие одно, самое большое, затемнение в конце пути. И музыка Нила Янга, свободная импровизация на электрогитаре, признанная одним из величайших саундтреков в истории кино, так же свободно и непринужденно, без канвы и развития, ведет нас сквозь лес к финалу. Вместе с ней к берегу океана приближается Уильям Блейк, поэт и бухгалтер.

Он доберется. Живым или мертвым.

Андрей Сен-Сеньков

Jarmusch/Blake. The Clod & The Pebble
 «Любовь коготками маленьких пальчиков
 царапает большую льдинку, Ад.
 Царапины оттаивают, поднимаясь вверх, как пузырьки,
 и складываются на небесах в причудливые композиции»:
 глиняная фигурка.
 Фигурка – речной камешек:
 «Любовь в Раю ломает узкие трубочки музыки,
 которые, падая на упругое дно Ада,
 извлекают из себя воспоминания звуков
 в постепенно округляющейся тишине».
Jarmusch/Blake. The Fly
 Рисунок убийства:
 тень мертвого мотылька
 летит по ладони
 дополнительной линией судьбы
 и падает
 в день моей смерти.
 «Разве картинка белого и черного пятен
 не служит нам одновременно и образцом
 того, что мы понимаем под словами “светлее” и “темнее”,
 образцом “белого” и “черного”?»[36]
 Убийство рисунка:
 день моей смерти —
 линия судьбы, нежно вывернутая ладонью
 наизнанку.
Jarmusch/Blake. The Sick Rose
 Больная белая роза:
 на лепестковых развалинах
 цветочного лона
 червь,
 то открывая глаза,
 то закрывая их,
 принимает позы
 виденных им ранее совокупляющихся животных.
Jarmusch/Blake. My Pretty Rose Tree
 гравировка по краям раны:
 будущий хруст подсыхающей корочки
 в тишине капелек крови
Jarmusch/Blake. The Tyger
 Тигр: окончание в вопросе
 «Симметричен ли рисунок на шкуре
 справа
 и слева?»,
 исполненном в технике col legno,
 обычно применяемой при игре на скрипке.
Jarmusch/Blake. The Chimney Sweeper
 Слеза:
 маленькой прозрачной вещи-человеку
 предстоит выбор —
 из чьего глаза
 истечь.
 Перед ней —
 два равноценных божества,
 отличающихся друг от друга
 временем[37] отсутствия в настоящем.

Музыка: Том Уэйтс

В пьесе композитора Гэвина Брайерса «Jesus Blood Never Failed Me Yet» неизвестный бродяга поет две строчки; в расширенной версии, выпущенной много лет спустя, под конец к бездомному присоединяется Том Уэйтс. Он не поет с ним в унисон: в одних и тех же словах то запаздывает, то, наоборот, начинает слишком рано. Тем не менее дуэт получается довольно трогательный и многое сообщающий о том, в каких отношениях находится Уэйтс с униженными и оскорбленными: говорит с ними на одном языке. К нему приклеился образ покровителя пропойц, буянов, мелких жуликов и сумасшедших – он и сам для его создания приложил поначалу много усилий. Однако сейчас разница все же заметна: Уэйтс со дна задрипанных мотелей давно поднялся и уехал куда-то в сравнительно тихую жизнь в калифорнийской Сономе.